Проведение образовательных реформ, направленных на более глубокое
изучение «культурной истории», становится актуальным в тот период, когда в
обществе «иссякает духовная производительность» среди населения, «в
значительной степени порвавшего со своим духовным прошлым». Как следствие, все
чаще «появляются личности, богатство, роскошь и внешний блеск которых в связи с
их невежеством, ограниченностью и внутренней грубостью пробуждают мысль о неоварварстве»
(1, c. 45). Эти слова из сочинения
«Культурная история и естествознание» звучат удивительно современно. Они были
написаны в
В
1. Это одно из первых педагогических сочинений известного ученого – естествоис-
пытателя, в котором предпринята попытка осмыслить роль науки и техники в европейской культуре второй половины XIX в. с целью наметить пути развития реформ в области образования. То, что он называет «культурной историей» есть уже, по сути дела, история культуры. Сходное соотношение можно наблюдать между терминами «история естествознания» (так называлась одна из дисциплин, введённая Я.А.Коменским в курс латинской школы) и «естественная история» (учебники естественной истории существовали в России ещё в начале XX в.).
2. Обращение к истории немецкой педагогики, разумеется, не случайно. Начало исторической преемственности немецкой и российской образовательных систем было положено, как известно, еще в начале XVIII столетия и впоследствии проявлялась в самых разнообразных аспектах. Вот как, например, описывает период реформ российского образования 60-х гг. XIX в. выдающийся российский педагог и историк педагогики П.Ф.Каптерев: «…мы набросились на немецкую педагогию… Заимствовались не только частные приемы и методы преподавания, заимствовались… общие руководящие идеи и целые педагогические миросозерцания». В эти годы в научную командировку в Германию были направлены К.Д.Ушинский и Л.Н.Модзалевский.
3. Современный термин «культурологическая направленность образования» часто связывают только с гуманитарными школьными предметами – историей, литературой, изобразительным искусством, иностранными языками, мировой художественной культурой. Вероятно, это вызвано следующими причинами:
- в современных педагогических трудах недостаточно внимания уделяется связям естествознания с различными аспектами культуры (2, с. 108-110);
- межпредметные связи в практике школьной работы часто традиционно воспринимаются как связи между предметами либо гуманитарного, либо естественнонаучного циклов, в результате чего они редко дают выход в единое пространство культуры (2, с. 69-77).
Между тем чрезвычайно важно понять «культурологическую направленность» как целенаправленность развития системы образования в целом. Именно этому вопросу и посвящена работа Э. Дюбуа – Реймона «Культурная история и естествознание». Отмечая, что «под естествознанием мы разумеем здесь не просто сумму знаний о мертвой и живой природе, её продуктах, действиях и законах, но также сознательное понимание единственно годного для увеличения этой суммы метода и столь же сознательное применение сведений о природе к целям техники, мореплавания, медицины и т.д.» (1, с. 11), автор рассуждает о воззрениях на природу в «первобытные времена» и «антропоморфическую эпоху», о развитии натурфилософии в период античности и средневековья, Возрождения и Нового времени, о роли христианства в формировании науки («Новейшее естествознание, каким бы парадоксом это ни звучало, обязано своим происхождением христианству», с. 29), об отборе учебного материала для гимназии («Дарвинизм, которого, впрочем, я состою последователем, не должен быть допускаем в гимназию», с. 58). В этой небольшой статье мы сможем лишь коснуться некоторых предложений автора о реформировании гимназического образования.
Прежде всего он считает необходимым увеличить объем математических знаний, изучаемых в гимназиях, поскольку развитие естествознания и техники стало определять собой путь развития культуры в целом. Сравнивая роль и значение техники в европейской культуре второй половины XIX века и в античной культуре, он пишет: «Притчей об опрокинутой наборной кассе называется в современной биологии то возражение против допущения первичного зарождения, по которому случайное возникновение животного, например, мыши, из соответствующих атомов столь же невероятно, как если бы мы предположили, что при высыпании букв из наборной кассы они случайно составили бы какое – либо стихотворение, например, «Колокол» Шиллера. В своей сущности, однако, эта притча гораздо древнее. О механическом возникновении мира из атомов Цицерон говорит: «Я не понимаю, каким образом, допуская возможность такого возникновения, человек стал бы в то же время отрицать, что если бы где – либо были выброшены бесчисленные экземпляры двадцати одной буквы из золота или какого-нибудь иного материала, то из этих высыпанных на землю букв могут возникнуть «Анналы» Энния, которые можно было бы прочесть в последовательном порядке: я сомневаюсь, чтобы случай мог дать при этом хотя бы только один стих». (1, с. 17-18) Далее упоминается о том, что возражение это впервые появляется у стоика Панэтия ( II в. до н.э.), однако вместо «Анналов» Энния там фигурирует «Илиада» Гомера.
«Поистине замечательно, - пишет далее автор, - что притча об опрокинутой наборной кассе встречается, таким образом, уже у древних, не ведавших никакой наборной кассы. Еще, конечно, замечательнее, что древние целые столетия могли носить в себе представление о подвижных буквах, долженствующих соединяться в слоги, слова, предложения, и все-таки ни разу не попытались осуществить это представление на деле»*. ( 1, с. 18).
( *
сноска в конце страницы: Разумеется, здесь идет речь об истории европейской
культуры. Механическое тиражирование книг на Востоке началось уже за несколько
сотен лет до Гутенберга. В Китае ксилографические издания печатались в первые
столетия н.э., в Корее и Японии - по крайней мере начиная с IX века.
В XI веке в Корее было напечатано около 11 тысяч томов большого сборника
буддийских канонических текстов, а в следующие столетия в Китае издавались
энциклопедии, которые насчитывали по нескольку тысяч томов. И все-таки
переломным моментом для мировой истории книги стало изобретение Иоганна
Гутенберга - открытие способа отливать шрифт в металлических матрицах и
использовать пресс для печати).
Другой пример преобладания эстетической стороны античной культуры над ее технической стороной автор видит в произведениях античного искусства. Он вспоминает лампы, попавшие в европейские музеи из римских городов Помпей, Геркуланума и Стабии, засыпанных пеплом Везувия в I в. н.э. Вот описание этих ламп: «На легких бронзовых ветвях, листья которых как бы дрожат от дуновения ветерка, качаются на цепочках прелестные по своей форме лампады. Это лампады, при свете которых Цезарь записывал свои деяния, Цицерон округлял свои предложения, Гораций отделывал свои оды. Каждая из этих лампад есть не что иное, как резервуар для масла с носиком для помещения фитиля – род тех сильно дымящихся лампочек, какие в настоящее время ни одна наша судомойка уже не соглашается иметь в своем помещении» (1, с. 19). В течение столетий античный мастер не пытались регулировать доступ воздуха и масла в лампу, защитить пламя стеклом от ветра, окружающие предметы – от копоти, нос человека – от едких продуктов сгорания масла: для него «более совершенная лампада означала лишь лампаду более красивую ( курсив мой – С.М.); если требовался более сильный свет, он привешивал пару лишних чадных лампочек, снабдив бронзовое дерево большим количеством ветвей» ( там же). Делая вывод о том, что античная культура была прежде всего культурой эстетической, Дюбуа – Реймон приводит еще один яркий образ: «… древняя культура походила на одну из тех монет, на которых мастер вычеканивал великолепный образ бога, но которым он не умел придать круглой формы». (1, с. 34).
Какие причины могли привести Э. Дюбуа – Реймона и других крупных
деятелей науки к мыслям о необходимости реформ образования? Для второй половины
XIX в., как известно,
было характерно бурное развитие естествознания и медицины. Можно упомянуть,
например, работы Ч. Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора»
(1859) и «Происхождение человека и половой отбор» (1871), выход книги И.М.
Сеченова «Рефлексы головного мозга» (1863), публикацию работы Максвелла
«Динамическая теория электромагнитного поля» (1864). В
Своеобразным ответом на идеи Э.Ренана
была речь Э. Дюбуа – Реймона « О границах познания природы», произнесенная на
заседании Берлинской Академии наук в
1. Сущность материи и силы;
2. Происхождение движения;
3. Возникновение жизни;
4. Кажущееся преднамеренное целесообразное устройство природы;
5. Возникновение ощущений;
6. Происхождение разума и членораздельной речи;
7. Вопрос о глубоких основах свободы воли» (цитир. по 2, с. 88).
Перечисленные вопросы касаются философских проблем сущности и границ познания мира. Они нашли отражение и в реформах образования, предложенных Э. Дюбуа – Реймоном в сочинении «Культурная история и естествознание». В чем видит он ту «опасность для развития культуры», которая побуждает его быть горячим сторонником образовательных реформ? «Опасность, - пишет он, - о которой здесь должна быть речь, не угрожает культуре насильственным уничтожением, но лежит в той опасной форме, которую стремится принять культура, если судить по направлению ее теперешнего развития» (1, с. 34). Слова его вызывают много ассоциаций с современной жизнью и педагогической теорией и практикой:
«Становясь исключительным занятием человека, естествознание, подобно всякой другой односторонней деятельности, суживает его кругозор. Оно ограничивает при этом его внимание наиболее близким, осязаемым, чему непосредственное чувственное восприятие сообщает как бы безусловную достоверность. Оно отклоняет ум от более общих, менее обоснованных рассуждений и отучает его вращаться в области количественно неопределимого. В некотором отношении мы ставим ему это в заслугу как бесценное преимущество, но там, где естествознание получает исключительное господство, ум с заметной быстротой беднеет идеями, фантазия – образами, душа – ощущениями, и в результате получается узкий, сухой и жесткий, чуждый муз и грации образ мыслей. Далее, естествознанию свойственно, что оно с одной стороны стоит в связи с самыми высокими стремлениями человеческого духа, а с другой – через ряд незаметных переходов приводит к ремесленнической деятельности, направленной лишь на барыш. При ежедневно повышающихся требованиях к жизни нельзя избежать постоянного уклонения в этом последнем направлении. Техническая сторона естественнонаучной работы незаметно выступает все более на первый план; поколение за поколением видит себя вынужденным оказывать все большее внимание материальным интересам… Из готовых, освобожденных от корня продуктов…строится современное образование… Немногих еще интересует путь, приведший к истине, связь вещей… » ( там же).
Что предлагает он для возвращения интереса к этому пути, к той связи вещей, которая в современной педагогике отражена в терминах «интеграция», «системность» образования? Такую возможность, по его мнению, дает изучение истории науки и техники, которая должна рассматриваться не просто как хронологическое перечисление фактов, но как история научных идей в связи с общей историей цивилизации, культуры, политической и духовной жизни общества. Используя многочисленные примеры и аргументы для подтверждения этой мысли, он заключает: «Мы говорим, что естествознание есть абсолютный орган культуры, и что история естествознания и есть собственно история человечества» (1, с. 35).
Интересно отметить, что, рассуждая о необходимости образовательных реформ, имеющих целью изучение «культурной истории» и восстановление «духовного прошлого», Э. Дюбуа – Реймон отмечает, что ему недостает терминов для выражения «опасности, которой подвергается культурное развитие»: «Ей трудно дать название, так как она обуславливается тысячью мелких обстоятельств, среди которых мы живем, и действие которых захватывает нас с такой постепенностью, что для его осознания нужна некоторая абстракция и более пристальное наблюдение». Для преодоления «опасности культурного развития» он предлагает возврат к «антропоцентрическому способу рассмотрения процессов» культурной истории, обращение к «палладиуму гуманизма» (курсив мой – С.М.). Как тут не вспомнить о современных терминах «культурологическая направленность образования», «личностно ориентированное обучение», «гуманизация», «гуманитаризация», «технократические мышление»? Можно сказать, что эти термины и есть результат «абстракции» и «пристального наблюдения», о которых писал Э. Дюбуа-Реймон.
Сочинение «Культурная история и естествознание» вызывает в памяти и
другие, более ранние образовательные реформы, связанные с историей развития
естествознания и математики. Так, например, французский юрист и писатель Пьер
Дюбуа (XIV в.) предлагал провести реформу образования: более
глубоко изучать математику и экспериментальные науки, как можно раньше
применять знания на практике и упростить учебники*. (*Сноска внизу: Это предложение было многими
встречено недоброжелательно. Весьма актуально в наше время звучат сетования П.
Дюбуа на то, что автор реформ в образовании обычно подвергается критике и
насмешкам. Всегда найдется множество охотников указать ему на то, что «способы
обучения, которых держались наши предки», вполне хороши и проверены временем, а
«сочинитель» новшеств в этой области «не достоин развязывать им ремни
башмаков». В ответ П. Дюбуа, смиренно «соглашаясь с тем, что сочинитель не
достоин», советует хулителям, «дерзким
людям», попытаться самим «здраво усовершенствовать и исправить наш
несовершенный труд или, оставив его совсем, изобрести что-то более полезное и
похвальное»).
Вспомним в самых общих чертах, какой была наука того времени. Какие натурфилософские сочинения могли привести П. Дюбуа к мысли о необходимости реформ, о более глубоком изучении математики и внедрении «опытной науки» в школьное обучение?
Позднее средневековье было особым временем для развития науки не только как преддверие эпохи Возрождения. XIII и XIV века так много дали для развития натурфилософии, что некоторые исследователи (П. Дюгем, А. Кромби, Г. Лефф) склонны относить именно к позднему средневековью начало возникновения новой экспериментальной науки. Развитию естествознания способствовало появление переводов арабских сочинений по математике, оптике, алхимии, медицине. Тогда же были написаны выдающиеся труды Л. Фибоначчи (ок. 1180 – 1240), И. Неморария (ум. ок. 1236), Ж. Буридана (ок. 1300 – ок. 1358), Н. Орема (ок. 1323 – 1382), посвященные вопросам математики, физики и механики. В сочинении П. Марикура «О магните» указывается на то, что эксперимент – не просто наблюдение, что он «предполагает создание искусственных условий с применением соответствующих приборов и других вспомогательных средств». Немецкий богослов Дитрих Саксонский уже в начале XIV в. использовал экспериментальный метод для объяснения явления радуги. Однако первым натурфилософом позднего средневековья часто называют францисканского монаха Р. Бэкона (ок. 1214- ок.1292), большим поклонником творчества которого и был П. Дюбуа. Идеи Р. Бэкона о математике как корне и завершении всех наук, о недостаточности веры в авторитет, если она не опирается на разумное основание, которое дает опыт, изложены в его «Большом сочинении» (лат. «Opus majus»). Работы этих мыслителей и послужили основанием для реформы образования, предложенной П. Дюбуа и другими дидактами позднего средневековья.
Сопоставляя две образовательные реформы, которые разделяют 500 лет, обратим внимание на то, что в XIX в. Э. Дюбуа – Реймон, как и П. Дюбуа в XIV в., пишет о необходимости более серьезного изучения математики («Под знаменем «Конические сечения! Ни одной больше греческой письменной работы!» я берусь созвать митинг гимназической реформы», 1, с. 61). Однако цели предлагаемых реформ математического образования в обоих случаях совершенно различны, и различие это определяется разным уровнем развития науки. Если П. Дюбуа рассуждает о необходимости развития экспериментального естествознания и, соответственно, о более широком практическом внедрении математики, то Э. Дюбуа-Реймон пишет о математике как о «способе представить себе связь вещей», начало и развитие которого содержится в работах Ф. Виета и Р. Декарта. Чем определялась в то время актуальность задачи «представить себе связь вещей», попытаться установить единый язык между науками?
Начиная с XVII в. у каждой научной дисциплины появляется свой язык. Дифференциация начала обнаруживаться в XVIII в. прежде всего в научных журналах. В конце XVIII в. общие журналы, которые охватывали всю область естествознания, стали заменяться специализированными изданиями по физике, химии, астрономии, естественной истории. Это способствовало усилению информационной самоизоляции отдельных дисциплин. Так, в конце XIX в. немецким ученым уже практически нечего было обсуждать на ежегодных собраниях Академии наук и пришлось ввести практику «секционных обсуждений» научных докладов. Казалось, что дифференциация готовит науке судьбу Вавилонской башни. Э. Дюбуа-Реймон видит путь к восстановлению единого межнаучного языка в математических методах. Так, например, способы построения кривых и конические сечения, по его мнению, следует изучать будущему «администратору или политико-эконому, физику и метеорологу» прежде всего потому, что «для каких угодно двух величин, одну из которых можно мыслить в зависимости от другой, не существует столь сложного взаимодействия, чтобы его нельзя было изобразить с помощью кривой» (1, с. 53). Вспомним о том, что Ф. Виет и Р. Декарт совершили свои открытия в области алгебры («аналитического искусства») и геометрии спустя 300 лет после П. Дюбуа и за 200 лет до Э. Дюбуа-Реймона, и нам станет ясно, почему роль математики в содержании образования по-разному оценивалась этими авторами.
На реформы в области образования влияла и история техники. Пример такого влияния – дидактические сочинения Гуго Сен – Викторского (1097 – 1141) «Описание картины мира», «Практическая геометрия» и наиболее известное – «Дидаскалион».*
*Сноска в
конце страницы: «Дидаскалион», в котором нашли отражение традиции дидактической
литературы античности и раннего средневековья, традиционно считают самым
значительным педагогическим сочинением позднего средневековья. Этот трактат
высоко ценил Я. Коменский и неоднократно ссылался на него в своих работах. В
частности, отмечая необходимость построения стройной системы знаний и наук,
связанной со смыслом человеческого существования, он писал в «Великой
дидактике»: «Чрезвычайно верно сказал Гуго: «Никогда не познает основания
истины тот, кто начнёт с обсуждения спорных вопросов».
В этом трактате, одном из самых известных в педагогике средневековья, много внимания уделено механике и «механическим искусствам». Сам этот факт весьма необычен для дидактического сочинения, поскольку «механические искусства» (сукноделие, производство инструментов и оружия, навигация, сельское хозяйство, охота, медицина и театральное искусство), в отличие от «свободных» (грамматика, риторика и логика, арифметика, геометрия, астрономия и музыка), как известно, еще с античных времен считались ремеслами, недостойными внимания философов. В течение долгого времени на средневековом Западе не было написано ни одного трактата по технике. Однако к XII веку ремесло становится доходным и почетным занятием, мастера переходят от работы на заказ к работе на рынок. Появляется потребность в специальных книгах, посвященных ремесленным искусствам разных стран. Первый технический трактат “Сочинение о различных искусствах” (“О различных ремеслах”) был написан немецким монахом Теофилом в начале XII в. Повышение статуса мастера, ремесленника отразилось в дидактическом трактате. Гуго Сен – Викторский пишет о трех видах творений: творении Бога, творении природы и творении мастера, подражающего природе.
Можно было бы продолжать перечень примеров взаимосвязи и взаимовлияния истории науки и техники с историей образовательных реформ. Так, например, идея Я. А. Коменского о том, что школы должны быть подобны лабораториям, связана с тем, что в его время именно в лабораториях новых Академий и научных обществ развивалось опытное естествознание. Известно, что Коменский рекомендовал организовывать в школах естественнонаучные кабинеты, подобные кабинетам естественной истории – прообразам естественнонаучных музеев, которые получили широкое распространение в разных странах Европы XVI – XVII вв. В них рождалась новая философия природы. Одно из сочинений из амстердамского издания «Полного собрания дидактических трудов Я. Коменского (1657) называлось так: «Выход из школьных лабиринтов на простор, или Дидактическая машина, в согласии с механическим методом (курсив мой – С.М.) построенная для того, чтобы впредь не застревать на одном месте в делах преподавания и изучения, но продвигаться вперед». Методы и категории механики казались в то время универсальными, всеобъемлющими.
Докторская диссертация А. Дистервега, защищенная им
в
Внимание к истории науки и техники было одной из
традиций российского образования. Первое издание учебника Н. Любимова, в
котором изучение курса физики сопровождало изложение истории науки, «Начальная
физика в объёме гимназического преподавания (Курс начальной физики на
историческом материале)», вышло уже в
Влияние истории науки и техники на причины и цели образовательных реформ возрастает в наше время, поскольку с конца XIX в. история науки и техники становится все более существенным разделом философии (2, с. 122-125). Соответственно, и в педагогике - «прикладной философии» (С.И.Гессен) изменились роль и функции историко-научного материала. “Растет интерес к широким общеобразовательным темам, ведущим от естествознания к натурфилософии (курсив – мой, С.М.), затрагивающей религиозно - метафизические проблемы”, - пишет профессор Тюбингенского университета К.Э.Нипков, рассуждая о “новом общем образовании” в Германии. М. Вартофский работе «Соотношение философии науки и истории науки», пишет о том, что история науки должна стать единым интегрированным знанием об изменяющейся и развивающейся социальной деятельности человека.
Для современных педагогических исследований характерно внимание к истории науки и техники, этой во многом забытой традиции, открывающей «путь, приведший к истине, связь вещей» (Э. Дюбуа-Реймон). Э. Гусинский в книге «Образование личности» (1994) пишет: «Любой выпускник школы легко отбарабанит формулировки законов Ньютона, но мало кто ответит на вопрос о том, каковы взгляды Ньютона на проблемы движения и свойства пространства». Добавим: и из учителей мало кто ответит на эти вопросы. А ведь именно они являются той основой, которая может позволить действительно гуманитаризировать естественнонаучное знание, показать его роль в системе культуры XVII в. Почему проблемы движения и вопросы о свойствах пространства были для Ньютона такими значимыми? Удалось ли ему разрешить их после того, как были сформулированы законы механики? Как только мы пытаемся ответить на это вопросы, обманчивая простота привычных формулировок рассеивается, определенность сменяется неопределенностью, монолог – диалогом. Исторический ракурс может служить здесь как методологической основой обучения, так и методическим приемом (в частности, это касается перспектив конструирования элективных курсов в профильной школе). Работа в этой области была начата нами на кафедре ЕНО СПб УПМ (АППО) и продолжается в Институте развития образования «Смена» (2, с. 120-122, 167-191) и научно-методическом педагогическом центре «Петершуле».
Изучение истории науки стало удивительно интересным в наши дни, когда вниманию читателя предлагаются не только новые исследования в этой области, но и те, которые проходили мимо внимания историков науки в советское время. Особое место занимают в этом списке книги прошлых столетий. Они позволяют преодолеть ограниченность и заблуждения своей эпохи, выйти «на виадук, перекрывающий века», «проветрить мозги воздухом других веков» (К.С.Льюис). Одна из таких книг – «Культурная история и естествознание» Э. Дюбуа – Реймона.
Литература
1. Дюбуа – Реймон Э. Культурная история и естествознание. М., 1900.
2. Марчукова С.М. Размышления методиста. СПб Институт развития образования «Смена», 2002.
1994-96 гг, - подготовлена и защищена диссертация “Изучение истории науки как средство гуманитаризации естественнонаучного образования”. Научный руководитель – д.п.н. И.Ю.Алексашина.
Сфера научных интересов: история естествознания и техники как средство
гуманитаризации естественнонаучного образования, история культуры в содержании
учебных курсов, история педагогики, современное гимназическое образование.
Основные публикации:
1. История
естествознания и техники для юношества, Спб, «Золотой век», 1999
2. Естественнонаучные представления в средневековой
Европе. СПб, «Европейский дом», СПб,
1999.
3. История науки как интегративная основа
обновления содержания образования. // Материалы международного научного
семинара «Рудольф Штайнер и восточная Европа. Взаимодействие педагогических
культур», СПб, «Дом Европы», 2000.
4. Наука и
религия в культуре Ренессанса. СПб,
«Европейский дом», 2001.
5. Человек и
природа. Книга для дополнительного чтения. 5 класс. СПб, ИРО «Смена», 2001.
6. Наука. История.
Культура. Методические основы спецкурса по естествознанию для старшей школы.
Совместно с Д.Д.Утешинским, М., Институт новых образовательных систем, 2001.
7. Размышления методиста. Научно-методическое
произведение. СПб, ИРО «Смена, 2002.
8. Медицина в
зеркале истории. СПб, «Золотой век», 2003.
9. Человек и окружающий мир. Книга для дополнительного чтения в начальной
школе. СПб, ИРО «Смена», 2003.
10. Наука и техника в культуре
Возрождения. СПб, «Золотой век», 2004.
11. Читая Коменского… . СПб,
«Руфь», 2004.
………………………………………………………….
Отзыв на
диссертацию Макарычевой Ольги Олеговны,
любителя и знатока цивилизации майя.
О, как достичь без ложных мнений,
Технократических слабин
Не просто знаний и умений, -
Эзотерических глубин!
Чтоб вдаль идти, не уставая,
Под шум космической листвы…
Так жить умели только майя.
(Чем это кончилось… Увы!).
Они не знали даже плуга,
Без колеса носились вскачь,
Но сочинили друг для друга
Ряд эвристических задач.
И получив инсайт* особый,
Какой никто ещё не знал,
Ушли без радости и злобы
Сквозь «Галактический канал»**.
Забыли дом, поля, ремёсла***,
И в год цолькин****, в один из дней
Куда унёс их вихрем пёстрым
Кетцалькоатль – пернатый змей?
Вопрос остался без ответа
И без надежды на ответ.
Мы здесь. Зима сменяет лето.
Ни майя, ни инсайта нет…
Неужто живо их наследство?
Читаю… Господи, спаси!
«Эврист. задачи как пед. средство…»
Инсайт…, спонтанно…., рефлекси…
…………………………………………………………………………………..
*) инсайт – разновидность мистического озарения, помещённая технократической цивилизацией в малопонятную категорию интуиции.
**) Ольга Олеговна знает, что это такое.
***) действительно забыли, это исторический факт.
****) что это такое, знает Ольга Олеговна.
Марчукова С.М. 1994.
Марчукова С.М.:
Отзыв о научном руководителе:
Я хотела бы выразить благодарность Ирине Юрьевне Алексашиной.
Замечательно, что мы встретились десять лет назад. Речь идет не только о том, что
в её лице я нашла умного и чуткого научного руководителя. Это тот редкий
случай, когда понимание и душевный контакт сохраняются через много лет. Желаю
кафедре счастливого будущего, Ирине Юрьевне – здоровья и благополучия.
………………………..
О научном консультанте – Дмитриеве Игоре Сергеевиче:
Я благодарна Игорю Сергеевичу за то, что он привил мне вкус к серьезному
чтению историко-научной литературы. История науки в школе часто традиционно
воспринимается как предельно упрощенный иллюстративно-справочный материал.
Общение с Игорем Сергеевичем, его рекомендации и вопросы помогли мне увидеть в
теме диссертации не только перспективное направление работы, но и новый аспект,
новый смысл в восприятии истории естествознания. Я пытаюсь соответствовать этим
критериям, хотя, наверное, это не всегда удается.
Весьма перспективным направлением работы в области последипломного образования учителей представляется разработка элективных курсов на основе историко-научного материала, историко-научное сопровождение позволит достичь … широкая эрудиция, усилить общекультурную направленность образования… Интерес к этой теме обусловлен…….
«Если уж выбирать, выбирайте книги старые… Если вы застали в одиннадцать часов разговор, начавшийся в восемь, вы поймете далеко не все. Самые обычные, на ваш взгляд, фразы вызовут смех или гнев, а вы растеряетесь, потому что не знаете их контекста. Может случиться, что вы даже примите то, что несомненно отвергли бы, приди вы к началу». После долгого перерыва у нас есть возможность придти к началу. От него расходятся пути
«У всякой эпохи свой кругозор… Когда я читаю старые споры, меня всегда поражает, что противники принимают как данность что-нибудь, совершенно для нас неприемлемое. Сами они думают, что ни в чем не согласны, а на самом деле множество мнений объединяет их друг с другом и противопоставляет всем прочим векам. Не сомневайтесь, что слепое пятно XX века (то самое, о котором потомки скажут: «И как они могли так думать?») – там, где мы и не подозреваем… Никому из нас не дано полностью избежать этой слепоты, но мы её увеличим, если будем читать только своих современников. Когда они правы, они сообщат нам истины, которые мы и без них ощущали. Когда они не правы, они углубят наше заблуждение. Средство против этого только одно:».