15.05.2009. Москва.

1-ое письмо Ш.Т к И.К.


  Мне прислали мне текст Вашего выступления, он меня и тогда на конференции, а сейчас в особенности, очень заинтересовал.  В связи с ДНК хочу задать Вам вопросы:


- Вы думаете о том, что курс данного предмета должен предварять курс атеизм - что Вы под этим понимаете? Похожий на существовавший курс атеизма (конечно, в изложении применительно к возрасту)? Именно в нем должно быть заложены история взаимоотношений религии и знания, религии и науки, и  объяснение их расхождения и возможных путях соприкосновения и разумного сочетания? дополнения и объяснения друг друга сегодня?


- Что из себя должен представлять "особенный теологический комментарий "?


- Правильно ли я поняла, что  философско-богословское возрождение религиозной культуры мысли должно быть связано с объяснением понимания познания как  рождения в человеке таинства, Божьего озарения, откровения;

 
- С этим связано и различное понимание роли ученого. Что Вы имели в виду, говоря о преобладании именно роли ученого - социальную роль ученого, как, допустим, роль отца, матери, гражданина и проч. - социальное звучание этого термина - как формального, как вида деятельности без отношения Божественного источника знания?


-На чем обосновывается утверждение христианством истинности своей позиции по отношению к другим религиям?


- Что означает в Вашем понимании радикальный экуменизм?


- Что Вы понимаете под Смысловой ясностью христианской веры и ее возрождением?


- Как это связано с обновлением традиционных форм христианской проповеди - что имеется в виду под этим обновление, какой должна стать христианская проповедь?


- Что Вы подразумеваете под позицией радикального экуменизма (потому что толкуют его по-разному)?


… Возможно, Вы предполагали дать развернутые ответы этим тезисам своего выступления в статье? или на какие из них уже можете мне дать ответы в письме?

 

 

17.05.2009. С-Петербург.

От И.К. для Ш.Т.

Охотно отвечаю Вам. Здравый и благожелательный взгляд со стороны – лучший способ яснее продумать и сформулировать свою позицию. Будьте добры, не забудьте и Вы, что область, где Вы работаете и думаете, для меня мало знакома. Возможно, мои соображения окажутся для Вас чем-то полезны (но упаси Бог меня выступать в роли «богоспеца»), но только Вы сами сможете понять и решить, какое они имеют значение для конкретной педагогической практики. Последовательно, как Вы задавали, отвечаю на Ваши вопросы, предполагая, что Вы продолжите Ваш благотворный «допрос», и я смогу далее подробнее объяснить то, что не удалось в этот раз.

*  *  *

Курс об атеизме нужен главным образом, что перевернуть основной предрассудок о религии, который проник даже и в религиозную литературу. Не только так думают, но (что куда труднее преодолеть) так «органически» чувствуют: что религия это нечто экстравагантное, а вот атеизм – «естественное».  Но все - наоборот – как объективно в истории, так и в духовной логике. Наш атеизм, который грубейшим образом путают с тем, что называли «атеизмом» до Нового времени, есть абсолютно новая продукция, связанная с наукой. Наука – и вот следующее подобное замечание, которое ставит вопрос о курсе науке столь же настоятельно, сколь и об атеизме – также далеко не «естественное» познание, а в самом серьезном смысле «искусственное» (artificial). Для человека как существа смертного, страдающего, нравственного, взыскующего справедливости и не находящего ее в земной жизни, первично очевидно до всех философских и богословских изощрений мысли, что его жизнь не имеет смысла без религиозного на нее ответа. Чтобы перестать понимать это, человек должен был до самозабвения и до своего рода безумия увлечься тем особенным искусственным (исключительно, беспрецедентно эффективным за то) научным мышлением, которое раньше всего требует от человека отставить или удержать, «придержать при себе» (религия становится частным делом) духовные запросы.

 

Научное знание находит себе основу в новой онтологии, в таком переживании реальности, когда ее истинность отождествляется, как наивно говорили, с «независимой от нашего сознания реальностью». Кант философски лишил невинности это представление, но еще наш идеолог Маркс наперекор очевидным фактам истории выдумал свой «основной вопрос философии». Современная философия достаточно ясно (это и с точки зрения различных школ - был бы уровень) видит парадокс зависимости от предпосылок нашего сознания научной картины мира и нашего понятия «объективная реальность». Но остается несомненным одно главное, что нам только и надо отметить. В науке человек занят безразличной к нему реальностью, «чистое» познание которой гарантируется этим безразличием, запрещением вносить в это познание какие-либо нравственные или эстетические «оценки». Совесть должна молчать, ее заменяет научная «честность», а в нравственной области «искренность». С этим связана искусственность позиции человека, который отдает свою душу делу науки и впадает в роль ученого до того, что забывается в ней со своими духовными запросами. Безбожие – это не только и не столько идеология, философия, сколько омертвелое состояние души, когда для человека даже его собственная судьба и персона не слишком много значат. Раньше говорили об «отпетых» преступниках, для кого «и своя головушка – копейка». Современное неверие (в «экзистенциализме») провозглашает философию «абсурда» (А. Камю), «заброшенности». «Модерн» переходит в нигилизм «постмодернизма». Открыто,  вполне «искренне» отрицается нравственность. Дико? Но такова строгая логика духовного «развития» современного безбожия. Можно ли не предупреждать детей об опасном соблазне этого фундаментального распада и разврата современной мысли, не просто безнравственной, но «оправданно» безнравственной, опирающейся на санкцию бесстрастно-объективного, «честного» научного познания? Как возмущался этим наш Достоевский, которого как философа не знает наша школа.

 

Мы расчищаем путь для правильного понимания отношения между современным неверием и религией, что и является основной задачей ДНК. Ни о каком «прозелитизме» нет здесь и речи. Пока мы только в самом общем виде «защищаем религию» как право человека ставить духовные вопросы как самые важные для себя. Пока это только элементарная очистительная процедура против зомбирования атеистической идеологией. Более того, мы подготавливает почву для постановки самого трудного и самого важного для нас вопроса о религиозном многообразии, о месте христианства среди других религий, и, наконец, о шокирующем разделении не только между верующими в ЕДИНОГО Бога, но и верующими в единого Господа Иисуса Христа. В данный момент нашего разговора или курса ДНК мы с должной справедливостью (слово «объективность» опаснее) должны настаивать, проясняя нашу тему, на правильном к ней подходе, на  равноправном ДИАЛОГЕ между религией вообще и неверием вообще. Это значит, что мы должны начинать говорить о проблеме взаимоотношения религии и атеизма и с одной и с другой стороны. И тут мы немедленно наталкиваемся на очевидный предрассудок привычного для нас атеизма. Ему кажется достаточным видеть религию так, как она ему, атеизму попросту и непосредственно видится, не вникая в то, как религия сама себя понимает, а уж тем более, как она понимает со своей стороны атеизм. Внимательный анализ исторического происхождения современного атеизма (в центре здесь Л. Фейербах с его по-своему великолепной книгой «Сущность христианства») показывает нам, что здесь - «собака зарыта». Особенно в немецкой философии, воспитанной на лютеранской традиции, была сильна тенденция научным взглядом со стороны раскрыть, заодно со всем на  свете, и «сущность христианства» (вспомним, как саркастически Л. Толстой говорил о немецком идолопоклонстве перед наукой). Как только «сущность религии» (и показательна, что она полагается в христианстве как ее «концентрате») вскрывается без мнения о себе самой религии, безбожие предопределено. Замкнутый или порочный круг мысли здесь очевиден. При этом «ломятся в открытые» двери. Религии, во всяком случае, христианство, во всяком случае, это подчеркивается его современным богословием, знают или должны хорошо знать главное. Бога можно познать только Богом. Без так называемого «религиозного опыта» бессмысленно говорить о Боге (и ни о чем на свете нельзя говорить, не имея необходимого опыта).

 

Мы стараемся справедливо сопоставить, поставить друг перед другом позиции неверия и религии. До поры до времени сохраняется неопределенность в этих понятиях, но общий смысл понимается легко. Есть ли над нами то живое, личное и абсолютно-нравственное Существо (которое мы называем Богом), в чьих руках находится, в конечном счете, все сущее и наша жизнь? Есть или нет? – вот в чем вопрос. Для науки и научного атеизма (мы в это понятие теперь вкладываем иной, углубленный смысл, лишенный идолопоклонства перед наукой – научный атеизм для нас, как и всякая научная философия, синоним сциентизма) этот вопрос решается коренным образом просто тем, что он не нужен для науки и потому не интересен для поглощенного ею ученого, не знающего ничего лучше науки. Так понимают знаменитые слова физика Лапласа «я не нуждался в этой гипотезе» (а не так, что наука, дело, которое мне не безразлично, но не главное для меня – главное человек и я сам – не нуждается в Боге как гипотезе»). Далее нам остается измерить или живым образом обдумать, что делать, когда позиция неверия и веры имеют каждое свое мнение насчет другого и насчет своих отношений с другим. С точки зрения механической, отвлеченной справедливости здесь тупик, выбирай что хочешь, но выбранное останется субъективным произволом, не заслуживающим полного доверия. Таково механическое решение, которое только внешне справедливо, предполагая доверие именно механической справедливости. Современное неверие спасается от поражения в позиции скептицизма, «плюрализма», свободы мысли и т.п. При более глубоком анализе современный скептицизм оказывается предубежденным неверием и скрытым противостоянием именно христианской религии откровения. Об этом говорить рановато, но скажем кратко.

 

В глубине души современный неверующий оправдывает себя тем, что о последней тайне реальности мы ничего знать заведомо не можем, и потому претензия христианства на Откровение вызывает у него презрение как наивность. Скрытой основой этого рассуждения во всей его власти над душой является тот же слепо культивирующий науку сциентизм. Дело в том, что уже к концу 19-ого века светлые надежды рационализма на великолепную и полную научную картины реальности стали омрачаться. Нарастало тяжелое предчувствие, что эта картина имеет темные закулисы, и не просто темные, а решительно непроницаемые, поскольку они ведь уже дальше всего того, что очевидно. Так появляется особого рода безнадежно-предубежденный атеизм. Он определяется как антипод христианской религии полного откровения - не только тайны реальности, но и божественной Тайны. Воспитанный на безбожии человек не может заметить и понять это. Закваску его мышления составляет претензия строить такую  научную картину, которая, хоть и меняется на «пути прогресса», но каждый раз, почему-то, оказывается очевидной и внушает полное доверие. Христианство же учит главному на пути нашей мысли к Богу: чем яснее нам образ Бога, тем явственнее для нас Его таинственность. Наш совершенный образ Бога – святая Личность Иисуса – есть совершенная тайна, которая открывается только самым таинственным Духом самого Бога. «Никто не может сказать: Иисус – Господь, иначе как Духом Святым». Психологически говоря, мы только тогда ясно видим Бога в полноте Его откровения, когда с полной явственностью переживаем таинственность Бога и таинственность самого нашего Его видения (вплоть до того, что оно дается нам не силой нашей мысли и не является, собственно, нашим видением).

 

Это – уже начало ответа на дальнейший Ваш вопрос о таинственных глубинах нашего познания, которые скрывает и атрофирует наше наукообразная «методика» мысли и «гносеология» нашей наукообразной философии. Зачем касаться философского вопроса об истоках нашего познания? Нужно и можно просто показать глубокую простоту, первичную естественность древнего, религиозного донаучного учения о познании. Сохраняя ощущение чуда и тайны познания, это учение оказывается способным проникать в его первичные истоки. Они открываются тем более очевидно, чем более таинственно. Они составляют тот самый существенный аналог христианскому Откровению, который в забытой традиции христианства рассматривался как необходимое, естественное и неоспоримое введение в христианскую веру, как великая «преамбула веры». Античная мысль есть великий собеседник Библейского откровения, существенный пролог к христианскому Откровению. Изложение основ античной мысли как истока одновременно и нашей культуры и церковного, догматического осознания веры во Христа – очень полезный, мне думается, элемент ДНК.

 

Возвращаясь к теме справедливого сопоставления позиций веры и неверия, мы должны подковырнуть претензию науки на полноту в одном важном, «методическом» пункте. Так по существу и так фактически в истории, конкуренция между противостоящими позициями решается отнюдь не на том уровне, где декларируются формальное равноправие каждой из позиций только потому, что они самостоятельны. Не спор о том, кто прав, а кто нет, решает дело – здесь бесконечно каждый может говорить свое, стоя на своем и не входя в положение другого. Решает дело не прямой вопрос об истинности, а более глубокий о глубине ее смысла. Кто видит больше и дальше, тот и доказывает свою правоту самым окончательным образом. Как только одна позиция оказывается способной насквозь понимать другую, а другая при этом не может понять первую, становится ясно: кто смотрит сверху вниз, а кто снизу вверх, и кто более прав. И вот христианское вероучение торжествовало в культуре главным образом не потому, что была инквизиция, как говорят в атеистических пособиях, а потому, что оно явило исключительную способность к уяснению главных проблем жизни, культуры и религии. Есть основное общекультурное и обще-интеллектуальное доказательство истинности христианской веры -  ее эвристический потенциал, способность освещать нашу жизнь и вскрывать смысл во всей действительности. И это настолько радикально, что без христианства полного смысла действительности увидеть нельзя. Если религия вообще необходима для осмысленного отношения к жизни, то христианство не только необходимо, но оно единственно еще и достаточно. 17.05.2009.

Продолжение

 

Теперь я постараюсь более четко ответить на Ваши вопросы, пересказываяь уже сказанное

 

Должен ли курс атеизма внутри курса ДНК быть похожим на существовавший курс атеизма? Надо ли в курсе атеизма заложить историю взаимоотношений религии и знания? Чем должен быть "особенный теологический комментарий" к такому курсу?

 

Сегодня мы скользим взглядом по истории, подгоняя ее под атеистические предрассудки, и перестали понимать, какова по существу логика и последовательность в отношениях религии и атеизма. Так исторически и так по существу, что религиозная тема –понимать Бога в Его отношении с нами – «основной вопрос» философии и теологии (которые, кстати, до 13 века не различали). И понятно – почему. Без ответа на этот вопрос, мы повисаем умственно и физически (перед смертью) над бездной. Торжество чисто светской культуры – «пир во время чумы». Можно и не говорить сразу о ставших слишком трудными для наших современников духовных проблемах, но надо обрести здравый смысл, который мы потеряли вместе с верой (связь веры и здравого смысла признается Библией, религиозной традицией и всей культурой до Нашего времени). Вот самая неприятная истина (особенно своей очевидностью), которую надо полагать в основу курса ДНК.  В атеизме есть элемент явного безумия. Как угодно можно его обосновывать (вместе с теорией эволюцией и чем угодно), но истина окажется не истинной в самом основном смысле – не откроет смысла жизни и всей действительности.

 

Можно удовлетворяться «высокой трагедией» нашего безбожного существования. Дело вкуса. Можно рисоваться перед собой и другими своим пессимизмом. Как говорили (Гьюисманс): «пессимизм хорошо утешает тех, кто не имеет потребности в истинном утешении». Атеизм удовлетворяет умственно тех, кто не имеет потребности в истинном удовлетворении своего разума и духа.

 

Мы должны выбирать. Мы можем оставлять детей на том умственном и нравственном уровне, до которого скатились. Можем самолюбиво защищать этот уровень до того, что будем приносить ему в жертву своих детей. Или - мы «перешагиваем» себя, а вместе с этим и весь уровень привычного для нас «светского» (в действительности слепо и безумно обезбоженного, атеистического) образования, и начинаем разговор с решительной постановки вопроса: где смысл нашей жизни? очнемся от безумия! Это и значит, начинать курс с вопроса об атеизме, давая ему с самого начала «теологический комментарий», который в основе совпадает со здравым смыслом, развеивающем тьму безумии.

 

Аналогия. Как можно было бы строить курс ДНК в отношении к сталинским репрессиям, обходя такие понятия как «преступление» и «безумие»? Боюсь, что без этого такой курс был бы удобен для бывших сотрудников КГБ, но не для нас…

 

Правильно ли я поняла, что  философско-богословское возрождение религиозной культуры мысли должно быть связано с объяснением понимания познания как  рождения в человеке таинства, Божьего озарения, откровения;

 

Да, Вы меня правильно поняли. Но я не призывают вносить в курс ДНК сложных речей и текстов, которые мы ожидаем от философских и богословских вопросов. Связывая нашу тему, где нужно (с помощью простых иллюстраций цитатами), с историей античной мысли, надо указать на религиозную основу человеческого познания. Это можно сделать просто и ясно[1]. Но скорее мы убедим современных слушателей, обращаясь к искусству. В нем сохраняется то, что осталось от монополизации познания современной наукой.

 

И еще. Далее, отдельно, можно осторожно говорить, как выражается религиозная глубина познания в теологии, особенно - христианской. Эта тема - о выразительности, о намеке на христианское Откровение в глубине нашей мысли, и она может излагаться как намек (если делать это аккуратно), тонко и не громоздко богословски. Но есть нечто, во что мы быстро можем упереться, на что и намекнуть трудно. Выразительная функция нашей мысли[2] отдает себя изобразительной, которая обладает способностью закрыть свой выразительный исток[i]. Так начинается трагедия человеческого творчества, где человек творит себе свое мировоззрение, свою картину миру, в том числе и богословскую о Боге. Соблазняясь забыть о том, что без Бога его творчество – только пустое воображение, что «Бог знает лучше» все, что мы можем себе себе представить, человек отсекает себя от Бога. Нас одолевает соблазн чувствовать себя в  духовной сфере хозяином себя, своей мысли, таким образом - и всего мыслимого, снова и снова «вкушать плоды с древа познания добра и зла». Когда человечество слишком увлекается дарованной ему способностью усваивать мыслимое как картину, когда начисто вытесняется из сознания изобразительная, религиозная основа нашей мысли, наступает эпоха безбожия. Это – важная тема современной философии и теологии, поскольку речь о том, как в глубине нашей мысли происходит ее развитие через разрыв со своей собственной и вместе с тем божественной глубиной. Эта тема – последний ключ к проблеме атеизма. Жалко на нее не намекнуть, хотя разъяснить ее, конечно, не мог.


Как понимать роль ученого? Как понимать ее духовное значение и то, что она может духовно овладеть человеком? Идет ли речь о социальной роль ученого, как, допустим, роль отца, матери, гражданина или это имеет отношение к Божественному источнику знания?

 

«Человек – совокупность общественных отношений». Утверждение Маркса выражает общее настроение сциентистской, атеистической идеологии, где, если не марксизм, то новая, контовская социология оказывается царицей наших наук. О роли мы незаметно привыкли говорить поверхностно. Но роль может до глубины овладевать человеком. Это происходит уже в искусстве, особенно театральном. Так происходит в нравственной сфере, где своим поведением человек не только следует своим чувствам, но и воспитывает их. Наконец, в религии, в христианстве - не просто «подражание Христу», но мы «во Христа облекаемся» в таинстве Крещения. И даже на физиологически-психологическом уровне. Как знает психология чувств, мы можем двояко объяснять человека: «я увидел медведя – испугался и побежал» или «я увидел медведя – побежал и испугался».

 

Если это иметь в виду, то не покажется слишком странным, когда ролью объясняется состояние души ученого, буквально и до духовной глубины отдавшего себя науке. По Фаусту это значит продать душу дьяволу. Первое и основное, чем характеризуется роль ученого – способностью поглотить всю личность человека «вместе с потрохами», вместе с духовными потребностями. Что стоит сегодня между людьми и Богом? Бог им «просто» не интересен, как и вся «эта религия». Люди не думают, какое грубое, страшное презрение оказывают Творцу и Отцу небесному: «я не против религии, меня это просто не слишком интересует, я не хочу быть фанатиком». Как возможно такое духовное одичание человека, да еще тотальное, в огромном общественном масштабе? Сами атеисты думают, что они нормальные люди в нормальном состоянии. Но стоит хоть раз всерьез задуматься над смертью, как все переворачивается. Когда в самое благополучное, прославленное свое время Лев Толстой задумался над этим («Арзамаский ужас»), он превратился в человека, который (что ни говори о его проповеди) возвратил всю читающую Россию к религиозным вопросам. Можно всю жизнь проповедовать атеизм, а перед смертью, в страданиях, в прозрении вины, человек или бежит в церковь, или в ужасе стоит перед полным крахом всей своей жизни вместе с ее мыслями. Но пока мы живем, - поют песни - «мы жить будем, пироги есть будем, а как смерть придет, помирать будем». Такова языческая мудрость. Но в античном пантеизме это подается уже в раздумье как парадокс (эпикурейский): «Когда смерть есть, нас нет, а когда мы есть, смерти нет».

 

А для нас все куда серьезнее, проще, глубже и коварнее. Наука требует смотреть на все сущее так «объективно», чтобы это было «бесстрастно»… до духовного равнодушие, до устранения всякого рода нравственных или эстетических оценок, до бессовестности. Пока это остается только особым делом, условной ролью, все это безобидно и цель оправдывает средство. Ценой временного и  условного забвения своих духовных интересов мы можем делать важное дело ученого познания мира. Но как только мы слишком увлечемся этой ролью и забудемся в ней, творя целое «научное мировоззрение», наша наука немедленно превращается в идеологии слепого сциентизма, а мы как духовная личность превращаемся в марионетку и куклу по имени «настоящий ученый, всего себя отдавший науке».

 

Ученый может скромно выполнять свою работу как всякую иную, сохраняя свое духовное достоинство, будучи верующим. Тогда он играет совсем другую «роль» в обществе. И мы говорим о другом. Нас тревожит совсем иной смысл слова «роль». Если человек, пропев на подмостках сцены арию Бориса Годунова, требует коленопреклонения от нас, когда спускается к нам, пора обращаться к врачу. Но вот Гинсбург, спустившись с ученого Олимпа, говорит нам о Боге. Вот спрашивают Пугачеву, подтверждает ли она бытие Божие. Вот футболист Пеле делится своим духовным опытом: «я молился и забил гол – значит, Бог есть».  Народ внимает! 

 

На чем обосновывается утверждение христианством своей высшей и преобладающей истинности по отношению к другим религиям? Что означает выражение «радикальный экуменизм», когда так по-разному толкуют слово «экуменизм»?

 

Не будем путать этот вопрос с другим: как могут христиане практически доказать представителям другим религий или неверующим, что их религия истинна. Сначала сами христиане должны осознать свою религию как очищенное исполнение скрытых чаяний других религий. Теологическая «аксиома» христианства: благодать соответствует природе человека. Это значит, что с точки зрения христианской веры, благодатью Бога другие религии постигаются так, как не могут сами увидеть себя. Чтобы убедить в этом другие религии,  надо продемонстрировать это в свободном, уважительном диалоге с ними, показать это не в декларациях, а на деле мысли. Это - «радикальный экуменизм». Грубое, авторитарное отрицание других религий  должно быть решительно отвергнуто как ересь, несовместимая с сутью и смысловой полнотой христианской веры. Уважение к другим религиям вместо навязчивого прозелитизма дает христианству возможность показать свою способность их просвещать и приближать к Богу, что одно только и являет доказательство высшей истинности христианства. Таково и отношение христианства к светской культуре. Иная и более трудная тема – конфессиональные разноречия внутри христианства. Здесь также все решается не физическим давлением, а свободной конкуренцией в сфере мысли на арене диалоге во имя взаимопонимания. Но при этом вопросы культуры и христианства ставятся особенно углубленно. Надо отметить, что вопрос о христианстве и культуре охватывает вместе: тему и об атеизме, и об экуменизме.

 

Что Вы понимаете под смысловой ясностью христианской веры и ее возрождением. Как это связано с обновлением традиционных форм христианской проповеди? Что имеется в виду под этим обновление, какой должна стать христианская проповедь?

 

Христианское откровение с самого начала, в основе имеет всю полноту смысла, ясности, обеспечивающей полноту убежденности в  его истинности. Иначе откровение не было бы Откровением. Это значит, что нет никакого принципиального ущерба в прошлых, традиционных формах христианской проповеди. Но мы ищем большую ясность христианского откровения, которое таким образом как-то развивается, исполняется. Как может уже совершенная полнота еще далее исполняться? В Библии это утверждается в отношении Ветхого и Нового завета, Закона и благодати. «Прославленное не имеет уже славы ради превосходящей славы. Ибо, если преходящее имело славу, тем более пребывает во славе пребывающее» - 2Кор3:10. Что это значит, что прославленное и не умаляемое может и должно еще более прославляться и возрастать? Как перед новой полнотой полнота прошлая перестает быть полнотой? Нам нужны дополнительные разъяснения общего смысла этого загадочного парадокса возможности (когда она объявляется, то даже необходимости) дополнительного исполнения того, что изначально имеет всю полноту. Более того, современная мысль из-за своей претензии на полноту ясности столкнулось с превосходящей ее неприступностью тайны реальности: для одних – неприступностью темной и иррациональной, для других – неприступностью Света Божьего («Для одних - запах от смерти и к смерти, для других - запах от жизни и к жизни. И кто на это способен?». 2Кор2:16).

 

Для науки все непостижимое, всякая тайна есть загадка, которая должна быть разгадана и оставлена позади в ходе научного прогресса. Тайна христианского Откровения, менее всего понятная в эпоху сциентизма: прояснение божественной Тайну никак не устраняет Тайну как Тайну, - наоборот, в пределе полноты прояснения Тайны мы переживаем и осознаем, что полнота ее ясности, дарованная нам в явлении Христа, предельная таинственна.  «Мы» Тайну постигаем, когда не сами нашим духом и умом нашим, а Духом и Умом Божиим постигаем («а мы имеем Ум Христов»). Наш собственный ум наталкивается на неприступное противоречие: непостижимая Тайна постигается в полноте ее Откровения. Но  Духом Тайны, Духом Бога мы постигаем это так, что и сами соображаем, что Тайна на то и Тайна, что таинственно, невозможно, противоречиво, чудесно постигается. «Бог пребывает в неприступном Свете», понимаем мы, умея делать ударение, как на «неприступности», так и на «Свете». Когда Христос, стоя перед нами как человек, говорит: «видишь Меня – видишь Отца», у нас, если мы пытаемся это понять отвлеченно, своими силами, может только «крыша поехать». Благовестие для «язычников – глупость». Но когда мы во вдохновении (как в искусстве, но куда более) святой Личностью Иисуса, скажем, как Достоевский: «если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истине вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной», тогда нам не просто понято, но нас приподнимает от земли даруемая нам Духом Божиим сила понимания истины Слова Божьего. Как не чувствовать, что уже в искусстве нас вдохновляет «священное безумие», как говорили древние! И тем более мы вдохновлены, тем далее мы от холодного рассуждения, тем более нечто прозреваем, чем мощнее охвачены силой, к которой относятся слова: «это не от вас – Божий дар»…

 

Бог тем таинственнее, чем яснее. Представление о божественной Тайне как закрытой и темной вело к идолопоклонству, а сегодня ведет к безбожию. Богословие зовет понять Откровение Божие со всей ясностью, вплоть до ясности здравого смысла. Нам доступен общий принцип откровения как принцип нашего знания. Он раскрывается нам в обратном порядке от христианского Откровения. Это имеет силу и в отношении к другим религиям. Осознают или нет, но не только верующих разных религий живут откровением от Бога. Все, кто хоть как-то думают о последней тайне реальности, уже касаются ее[3]. Они уже и в каком-то смысле вполне знают ее. Касаться Бога – уже наполняться им. Это более чем прикоснуться к проводу высокого напряжения. Но остается скрытым присутствие Полноты Божией в нас не только от нашей мысли, но и от наших чувств, пока милостью Божьей наша вера не обретет достойное ее чудесное самосознание. Тогда становится ясно, что малейшее прикосновение мысли к Богу в каждой мысли о Нем, - с одной стороны, ничтожно (таинственен Бог!), а с другой… уже имеет в себе всю полноту. Иначе мы не могли бы направлять свой взор на Бога, не знали бы, о чем говорим и кого ищем. В душе каждого человека, знающего, какой бы ни был у него язык, слово «Бог», скрыто таится в этом слове полнота Бога. Бог свят в Его Имени – говорит Библия. «Да святиться имя Твое!» - обращаемся мы к Богу, вызывая Его Присутствие из глубины своей души.

 

Здравый смысл, восстанавливаемый Откровением как ясное самосознание, учит нам тому, что логики называют «онтологическим аргументом» (отрицаешь истину – уже утверждаешь ее) и что в теологии называется «онтологическим доказательством бытия Бога» (вершина теологической рефлексии на веру).

 

Это и позволяет нам понять, что полнота Божия, ничуть не умаляясь, может и должна выражаться во всем более полном исполнении. Живая полнота изначально данного в христианстве Откровения подтверждается тем, что она подлежит  возрастанию в истории Церкви. Сегодня через науку, проходя искушение слепого увлечения ею, мы можем (и не можем этого обойти) достигать новой ясности христианской веры. С этим связана (более явная) необходимость иметь сегодня веру в большей автономии от церковного авторитета - как веру личную, имеющую характер сознательной убежденности. Протестантизм, с религиозной стороны, наука и светский гуманизм – с другой, толкают нас на этот путь

 

20. 05. 2009. Санкт-Петербург.

_____________________________________________________________________

21.05.2009

От Ш.Т для И.К.


Не сочтите за труд, уточнить очень кратенько, что Вы имели в виду под тем или иным рассуждением, термином - я их привожу ниже - мне будет  более понятен смысл Ваших рассуждений. А вообще - огромное спасибо, некоторые Ваши тезисы показались очень полезными.  Жду с нетерпением объяснений  - тогда можно с чем-то согласиться, с чем-то поспорить, заодно познакомилась с материала предыдущей конференции, Вашей статей в сборнике - некоторые  ее абзацы тоже помогают понять тезисы  Вашего выступления на апрельской конференции - они перекликаются.


  "В науке человек занят безразличной к нему реальностью, "чистое" познание которой гарантируется этим безразличием, запрещением вносить в это познание какие-либо нравственные или эстетические "оценки". Совесть должна молчать, ее заменяет научная "честность", а в нравственной области "искренность".

- Не вполне понятно, что подразумевается в данном контексте под понятиями "научная честность"  и "искренность"?


 "С этим связана искусственность позиции человека, который отдает свою душу делу науки и впадает в роль ученого до того, что забывается в ней со своими духовными запросами."

- О каких духовных запросах идет речь?

  - Так в чем же заключается, по Вашему мнению,

"правильное понимание отношения между современным неверием и религией"

защищаем религию "как право человека ставить духовные вопросы как самые важные для себя"

- что подразумевается под "духовными вопросами"?


"о месте христианства среди других религий"

- в чем особенность этой роли - места среди др. религий и на чем она основывается?


Очень интересной показалась мысль о настаивании "на  равноправном ДИАЛОГЕ между религией вообще и неверием вообще" - поясните, пожалуйста, что значит  это "вообще"?

 "справедливое сопоставление позиций веры и неверия"?

 

"живое, личное и абсолютно-нравственное Существо (которое мы называем Богом)»  

- в этих характеристиках смутно понятно "живое" и то, не сказала бы с полной уверенностью, что понимаю правильно

- что Вы имели в виду, особенно под "личное» и  «абсолютно-нравственное?"

 - в нравственности бывает абсолют?


"безнадежно-предубежденный атеизм»

-  А какой еще бывает атеизм?


 "Он определяется как антипод христианской религии полного откровения - не только тайны реальности, но и божественной Тайны".

- "Просто" атеизм не определяется как антипод религии полного откровения?

бывает религия Неполного откровения?


"Христианство же учит главному на пути нашей мысли к Богу: чем яснее нам образ Бога, тем явственнее для нас Его таинственность".

- В чем таинственность? в том, что Он есть?


«Наш совершенный образ Бога - святая Личность Иисуса - есть совершенная тайна, которая открывается только самым таинственным Духом самого Бога".

- В чем тайна? Опять в том, что Он есть? существует?

- но раз бездоказательно, значит здесь вопрос не познания, а веры?


  "Никто не может сказать: Иисус - Господь, иначе как Духом Святым". Психологически говоря, мы только тогда ясно видим Бога в полноте Его откровения, когда с полной явственностью переживаем таинственность Бога и таинственность самого нашего Его видения (вплоть до того, что оно дается нам не силой нашей мысли и не является, собственно, нашим видением)".  

- на мой взгляд, здесь также вопрос "границы"  - где начинается вера?

- Вообще, мне кажется, что проблема веры - ключевой вопрос и начинать надо именно с нее – вопрос веры, неверия, доверия.

- Потому что, на мой взгляд, соотношение религии и науки - это и есть психологические основания веры - неверия?

И следующий тезис - человека всегда привлекало, и будет привлекать желание прикоснуться к таинству, чудо, желание разгадать их - поэтому он - человек - всегда будет находиться  в поиске ответов на вопросы: Кто? Почему? Как? - Через  поиск пути и выбора этого пути - через веру или неверие.

 - Бог дал человеку возможность осуществить свой выбор - выбрать для себя спасение или нет?

 Этот Ваш тезис считаю очень любопытным и над ним надо хорошенько подумать  - согласна с ним:


 "Сохраняя ощущение чуда и тайны познания, это учение оказывается способным проникать в его первичные истоки. Они открываются тем более очевидно, чем более таинственно. Они составляют тот самый существенный аналог христианскому Откровению, который в забытой традиции христианства рассматривался как необходимое, естественное и неоспоримое введение в христианскую веру, как великая "преамбула веры". Античная мысль есть великий собеседник Библейского откровения, существенный пролог к христианскому Откровению. Изложение основ античной мысли как истока одновременно и нашей культуры и церковного, догматического осознания веры во Христа - очень полезный, мне думается, элемент ДНК"

  - согласна.

 
  "Есть основное общекультурное и обще-интеллектуальное доказательство истинности христианской веры: ее эвристический потенциал, способность освещать нашу жизнь и вскрывать смысл во всей действительности. И это настолько радикально, что без христианства полного смысла действительности увидеть нельзя. Если религия вообще необходима для осмысленного отношения к жизни, то христианство не только необходимо, но оно единственно еще и достаточно".

- обоснуйте, пожалуйста, почему именно христианство?

 

21.05.2009.

От И.К. для Ш.Т.

-  ИК. "В науке человек занят безразличной к нему реальностью, "чистое" познание которой гарантируется этим безразличием, запрещением вносить в это познание какие-либо нравственные или эстетические "оценки". Совесть должна молчать, ее заменяет научная "честность", а в нравственной области "искренность". –

    Ш.Т. Не вполне понятно, что подразумевается в данном контексте под понятиями "научная честность"  и "искренность"?

 

Что такое честность, честь ученого? Обязанность говорить о существующем, что оно существует, о несуществующем, что оно не существует (так Аристотель определяет истинные суждения). Почти механическое дело свидетельства о фактах, к которым здесь относятся не только эмпирические, но также и идеальные истины вероятностного, математического, логического знания. Честный ученый добросовестно, верно служит своему делу и ученому сообществу, следует велениям науки, превозмогая, порой, соблазны иных побуждений. Возможно, что он выполняет обещания или клятвы перед кем-то. Возможно, что при этом он готовит преступление. Почему нет заповеди «не лги», а есть запрет лжесвидетельствовать на суде? Вот пример из Вл. Соловьева. Бежит злодей за несчастным. Тот спрятался за дерево. Я стою и все это вижу. «Где он?» - спрашивает злодей. «Побежал туда» - уверенным голосом должен сказать я, указывая совсем в другую сторону. Такова «ложь во спасение». Как человек я имею на нее право, как ученый – нет.

 

За пределами науки остается глубина духовного и религиозного познания, которая никак не сводится к установлению или констатации объективных фактов в научном смысле. Нравственное познание выходит за пределы фактов, всего фактического существующего. Мы постигаем парящую над фактами нравственно-духовную сферу, где говорим не о том, что есть, а о том, что должно быть, что хорошо или плохо в мире фактов.

 

Свои слова об искренности мне следует уточнить. Искренность в науке – та же честность ученого. Отвечая на Ваш вопрос достаточно сказать только это.

 

- И.К.- "С этим связана искусственность позиции человека, который отдает свою душу делу науки и впадает в роль ученого до того, что забывается в ней со своими духовными запросами"

- Ш. Т.  - О каких духовных запросах идет речь?

 

Найти смысл своей жизни, найти Бога как «путь, истину и жизнь»

 

- Т.Ш. - Так в чем же заключается, по Вашему мнению, "правильное понимание отношения между современным неверием и религией"

 

Это – общая тема нашего разговора и наша главная проблема. Сначала надо найти правильный путь к ее решению -  устранить предубеждения – и с двух сторон. Согласен, что это надо разъяснять и разъяснять, еще и еще раз:

1.

Нужно разоблачить атеистические предубеждения, главное – слепую уверенность, что с позиции атеизма можно увидеть «сущность христианства», что можно знать о Боге без Бога, не имея духовного опыта (он только у верующих). Предубеждение, - будто вера и знание – разные вещи. Можно не соглашаться, но надо помнить основной христианский тезис о том, что Бога «мы познаем верою». Что такое вера, неверующие не могут понять, поскольку именно и только вере назначено понимать себя, раскрывать свой смысл. Этим определяется весь путь духовного развития верующего и церкви верующих.

2.

Это выводит нас к требованиям и к современной христианской проповеди. Основной ее недостаток - теоретическая и практическая слабость в утверждении «мы познаем верою». Морализм и декларативность делают проповедь бессильной и даже отвратительной для слушателей, а хуже всего – скучной. Неверие окончательно отшатывается от веры, говоря «меня это просто не интересует». Здесь есть вина верующих. Мы разучились верить и проповедовать под знаком «радуйтесь и еще раз радуйтесь». А как иначе, когда, в наших проповедях говорят, что должны, должны мы делать, и не говорят, что сделано для нас?

 

Освобождение от обоюдных предрассудков готовит свободный взаимно уважительный диалог, в котором обе стороны призваны, наконец, понять друг друга, и понять с большой пользой для себя. Христиане, постигая неверие, постигают основные проблемы культуры, основную проблему конфессионального раскола  внутри себя.

 

-  И.К."защищаем религию" как право человека ставить духовные вопросы как самые важные для себя"

   - Ш.Т. что подразумевается под "духовными вопросами" ?

 

Вопросы о судьбе и цели нашего духовного «я», о последнем смысле и высшей цели  нашей жизни. Все эти вопросы сосредотачивается на вопросе о Боге: есть ли Бог, и каков Бог? Каков Он в отношении с нами и нашим миром?

 

-  КК "о месте христианства среди других религий"

   - в чем особенность этой роли - места среди др. религий и на чем она основывается?

 

Христианство дает совершенно неожиданное и столь фундаментальное откровение об отношении к нам Бога, что оно оказывается откровением о том, каков сам Бог. Бог в Себе живет нами, любовью к нам. «Бог есть любовь». Бог изливает Свою любовь в нас с такой полнотой, что в Его любви как в Духе Божьем мы находим Его Самого. Его Свет – свет нашего разума. В  Благовестие - исчерпывающее и преизбыточное излияние Света в наш разум. «Бог есть Свет, и нет в Нем никакой тьмы». Все религии говорят о любви Бога, о Его свете и откровении. Все они как-то знают Бога – знают единого Бога. Даже в политеизме можно разглядеть прамонотеизм, не говоря о монотеизме иудаизма и мусульманства. Но ни в одной религии не смеют и думать, что неприступное величие Божие  раскрывается в Его милосердии до уничижения, что сокровенную свою глубину Бог являет  нам в Человеке Иисусе. Не могли даже и в глубине мистического созерцания Бога, в глубине божественной Тайны увидеть, что глубина тайна этой Тайны в ее способности к полному откровению, к «распахнутости». Этот момент самоотрицания Бога в глубине Его Тайны - положительный смысл современного безбожия, провиденциальное значение вызова христианству, которое принес атеизм. Утверждая свои откровения о Боге, нехристианские религии не могли и не смели осознать и признаться себе, что живут и мыслят выходом Бога из Его неприступной тайны навстречу нам и нашему сознанию. Эти религии, цепенея перед Тайной Божией, остаются бессознательным в отношении с Богом, теряя сознательность на пути к Нему. Таков темный остаток религий, от которого избавляет христианство. Практически оно делает это через светскую культуру. Сегодня совершается победоносный крестовый поход христианства – культурное овладение миром всех религий. Надо только понимать, что как раз светская культура, наука, техника, без которых никому не обойтись, скрыто и мощно, с «пробивной силой» по отношению ко всем культурам, представляют в себе христианство (в этом значение самого слова «христианства»). А главным, духовным образом христианство утверждает себя через культуру, являя абсолютность человеческой личности как индивидуальности.

 

Духовный «крестовый поход» христианской культуры в наше время – утверждение через науку (+ демократический идеал общественной жизни, призыв к свободе и свободе мысли) новой рациональности, нового рационального самосознания. Вместе с этим утверждается абсолютная индивидуальность человека, за которой стоит христианское понимание личности как образа Божия, и как вместилище Духа Христова, Духа Божьего.

 

- Т.Ш. - Очень интересной показалась мысль о настаивании "на  равноправном ДИАЛОГЕ между религией вообще и неверием вообще" - поясните, пожалуйста, что значит  это "вообще"? "справедливое сопоставление позиций веры и неверия"?

Даже когда внешне, политически, дипломатически, в духе общекультурной толерантности признают необходимость равноправного и уважительного диалога друг с другом, уже подразумевается (пусть даже бессознательно), что каждой позиции есть чему научиться у другой, есть что от нее выслушать. Разумеется, диалог – не место, куда надо приходить, чтобы по шпионски подслушать аргументы оппонента для лучшего его обличения. Важность диалога в том, что каждая позиция по существу нужна другой - не для того, чтобы ее опровергнуть, а чтобы от нее научиться. И научиться не так, чтобы, восприняв критику, совершить суицид, а чтобы, напротив, утвердиться в истинах, которые скрывались в собственной позиции, которые признала иная. Христианство призвано стать пост-атеистическим, усвоившим истинный момент атеизма. Атеизм – прояснением глубины христианского Богоутверждения, которая содержит в себе Богоотрицание, откровения о Кресте, последних слов Христа на Кресте «Боже, Боже, почему Ты Меня оставил». Христианство должно научиться у атеистической культуры новой безосновной (на основе Божьего Ничто) свободе, уважению к индивидуальности, к «правам человека».

 

Формальная справедливость диалога – каждому дать свободно говорить и каждого обязать непредубежденно выслушать. Дело, однако, в том, как это сделать. Раньше всего надо быть критичным к себе перед лицом оппонента, а не только его позицию критиковать.

 

- И.К. "живое, личное и абсолютно-нравственное Существо (которое мы называем Богом).   

- Ш.Т. В этих характеристиках смутно понятно "живое" и то, не сказала бы с полной уверенностью, что понимаю правильно. Что Вы имели в виду, особенно под "личное? и  абсолютно-нравственное"? В нравственности бывает абсолют?


Бог есть Бог личный, живой. Более того, все личное и живое, что нам известно, именно в Боге имеет свой первообраз, источник и критерий. Это не просто декларация. Сам Бог учит нас, Кто Он такой - учит не Его проверять как личного и живого нашими представлениями, а из религиозного опыта прикосновения к Нему черпать правильное понимание, что такое личность и жизнь (и свет). Христос о Себе говорил, что Он – Жизнь, Свет, заявлял Себя словами Бога о Себе «Я есмь». Не зря мы во Христе видим сразу и идеал человеческой личности, и вечный первообраз божественной Личности.


И.К. "безнадежно-предубежденный атеизм».

- Ш. Т. - А какой еще бывает атеизм?

 

Атеизм бывает еще трагическим, печальным. От атеизма сытого и самодовольного он отличается главным - направлением воли. В одном случае говорят: «Бога нет и не надо». В другом – «Жаль, что его нет». Есть еще вариант, когда агрессивно, отчаянно, наивно нападают на веру в Бога, страдая в глубине души от обиды на церковь, а потому и на Бога. Таким был наш атеизм. Страшная цепь сковала совесть и ум России. Застойное отвратительное рабство поддерживалось властью, власть - церковью, а церковь, как думали, поддерживается Богом. Железная цепь этой логики требовала атеизма. Трагическая основа этой цепи –  слепая идеализация церкви. В церкви не признавали то человеческое, которое неизбежно несет в себе несовершенство, даже грех, требует совершенствования, развития и покаяния. Мы до сих пор понимаем церковность как партийную преданность церкви, считая смирением и благочестием устранять ум и совесть при взгляде на вопиющие пороки ее человеческой стороны.


-  И.К. "Он определяется как антипод христианской религии полного откровения - не только тайны реальности, но и божественной Тайны." –

- Ш.Т. "Просто" атеизм не определяется как антипод религии полного откровения? бывает религия Неполного откровения?

 

Все нехристианские религии – религии неполного или бессознательного откровения. Только христианство является и называется «религией Откровения». Только оно на это претендует и как раз этим вызывает негодование иных религий  - особенно учением о Троице, где «откровенность» христианского Бога представлена предельно.

 

Атеизм особенно проницательно отрицательно реагирует на христианство как религию полного Откровения Бога. Скрытая мистическая логика атеистической мысли (осознание которой – дело своего рода «христианского психоанализа») следующая. Только картина мира дает нам полное, очевидное откровение реальности. Но за картиной мира остаются темные закулисы (ощущение новейшего «экзистенциального атеизма»), которые по определению за пределами ясности и абсолютно непроницаемы. Это – последнее слово о реальности (в этот момент мысль атеиста касается непроницаемого предела божественной Тайны, и ложь атеизма зацепляется за предельно глубокую истину). А что такое говорят верующие, когда верят в какое-то положительное откровение последней тайны реальности? Наивные они люди, не имеющие проницательности в глубину этой реальности! Вера их, религиозная вера есть тупая наивность, противоположная проницательному, честному, моему разуму. Ничего нельзя знать о последней глубине реальности… и можно о ней не думать. Современный атеизм есть онтологический скептицизм на основе науки, доходящий до отрицательного предела религиозной мистики, отталкивающийся от нее и неудержимо переходящий в уверенное отрицание всякого религиозного откровения, всякой религии. Атеизм чувствует, что полнота христианского откровения уходит в глубину божественной Тайны, охватывающей собой и тайну всякой реальности, а потому в этой глубокой общности требует признать возможность полного откровения всего сущего всей реальности. Для христианства это – откровение Царства Божьего (что преимущественно и проповедовал Иисус).

 

- И.К. - "Христианство же учит главному на пути нашей мысли к Богу: чем яснее нам образ Бога, тем явственнее для нас Его таинственность". –

- Ш.Т. - В чем таинственность? в том, что Он есть?

 

Да - и в этом. Но это – предел таинственности Бога, который проявляется в христианском Откровении через вызов атеизма. Если таинственно, чудесно даже то, что Бог есть, это значит, что условное право имеет утверждение, что Бога нет. Когда утверждается чудо, то аргумент против него, что оно невозможно, требует ответа не такого, что чудо возможно, а такого, что, напротив, оно потому и чудо, что невозможно. Как говорил Тертуллиан «невозможно, - значит, совершенно достоверно»… А вообще говоря, Бог для всех религий таинственен – «священная Тайна». Но, говоря сегодня о божественной Тайне,  надо отличать ее от загадочности мира, которой занимается наука, и понимать, что познание Тайны – не вопрос информации. Для информативного знания «тайна» есть не что иное, как загадка, которая исчезает, когда постигается. Для религии Бог есть Тайна Света Божьего, вслед этому личная, живая Тайна, которая возвращается на нас, указывая на таинственность нашей собственной личности и жизни.

 

- И.К. - «Наш совершенный образ Бога - святая Личность Иисуса - есть совершенная тайна, которая открывается только самым таинственным Духом самого Бога"

- Ш.Т - В чем тайна -опять в том, что Он есть? существует? - но раз бездоказательно, значит здесь вопрос не познания, а веры?

 

Речь заходит о доказательствах бытия Бога? Если да, то об этом - отдельно.

 

- И.К. "Никто не может сказать: Иисус - Господь, иначе как Духом Святым". Психологически говоря, мы только тогда ясно видим Бога в полноте Его откровения, когда с полной явственностью переживаем таинственность Бога и таинственность самого нашего Его видения (вплоть до того, что оно дается нам не силой нашей мысли и не является, собственно, нашим видением)"  -

- Ш.Т. - на мой взгляд, здесь также вопрос "границы"  - где начинается вера? Вообще, мне кажется, проблема веры - ключевой вопрос и начинать надо именно с нее - Веры, неверия, доверия, потому что, на мой взгляд, соотношение религии и науки - это и есть психологические основания веры - неверия? И следующий тезис - человека всегда привлекала и будет привлекать желание прикоснуться к таинству, чудо, желание разгадать их - поэтому он - человек - всегда будет находиться  в поиске ответов на вопросы: Кто? Почему? Как? - Через  поиск пути и выбора этого пути - через веру или неверие - Бог дал человеку возможность осуществить свой выбор - выбрать для себя спасение или нет?

 

Христианство (как и другие религии) не разделяет характерно светский, научный пафос бесконечного искания истины. «Вечно ищущие и никогда не находящие» - саркастически говорит Апостол. Попытки разгадать божественную Тайну – осуждаемая магия, которая удовлетворяет болезненное любопытство о Боге, что не только запрещено, но бесполезно и бессмысленно. Мы узнаем в Боге «новое», что ищет любознательность, только открывая то, что скрыто уже знала наша душа. Этому и учила религиозная античная мысль. Таково учение Платона о Припоминании, классически выражающее обще-греческое понимание истины как «алетейи», выхода из тьмы забвения. У многих людей есть интимный опыт светской мысли, касающейся религиозной глубины. Что более впечатляет нас? Когда нам говорят нечто новое, сенсационное, дающее нам дополнительную информацию? Или когда мы с изумлением шепчем про себя: «Да, да, я всегда предчувствовал это в глубине души, всегда этого ожидал». Когда Бог нам открывается, мы узнаем, что Он всегда был с нами. «Я не был с Тобой, Ты был со мною» - говорит св. Августин в Исповеди. «Как после вековой разлуки, гляжу на вас как бы во сне; и вот сильнее стали звуки, не умолкавшие во мне» - говорит наш Тютчев. Это относится и к психологии. Она не может быть основанием веры (также типичная ошибка светского подхода к  вере), поскольку объективирует духовную жизнь человека, пытается овладеть ею как объектом, заранее устраняя ту религиозную предпосылку, что мы сами «объект» Бога и можем познать его только «подобно тому, как сами Им познаны»

 

- Ш. Т. Этот Ваш тезис я считаю очень любопытным и над ним надо хорошенько подумать  - согласна с ним:  "Сохраняя ощущение чуда и тайны познания, это учение оказывается способным проникать в его первичные истоки. Они открываются тем более очевидно, чем более таинственно. Они составляют тот самый существенный аналог христианскому Откровению, который в забытой традиции христианства рассматривался как необходимое, естественное и неоспоримое введение в христианскую веру, как великая "преамбула веры". Античная мысль есть великий собеседник Библейского откровения, существенный пролог к христианскому Откровению. Изложение основ античной мысли как истока одновременно и нашей культуры и церковного, догматического осознания веры во Христа - очень полезный, мне думается, элемент ДНК"  - согласна.

  - И.К. - "Есть основное общекультурное и обще-интеллектуальное доказательство истинности христианской веры: ее эвристический потенциал, способность освещать нашу жизнь и вскрывать смысл во всей действительности. И это настолько радикально, что без христианства полного смысла действительности увидеть нельзя. Если религия вообще необходима для осмысленного отношения к жизни, то христианство не только необходимо, но оно единственно еще и достаточно."

- Ш.Т. - обоснуйте, пожалуйста, почему именно христианство?

 

Речь о том, что христианство способно отвечать на все главные и основные вопросы о нашей жизни и реальности. Пересказать это кратко невозможно. Но принцип этого наш Лев Карсавин обозначил словами «эвристическое значение догмата».

 

Об уникальности христианства. Иные религии, призывая человека к Богу, открывают величие перспективы отдавать Ему свою душу и жить Им. Но этнические религии, растворяя индивида в обществе (в этом также есть величие и жизнь), готовы растворить ее и в Боге, в неопределенной форме зная, что это - благо для человека. Одно христианство ставит человека перед Богом индивидуально-лично и в полноте самосознания. К этому призывает откровение Бога в индивидуальной Личности Иисуса и опыт благодати Духа Святого, где человек в таинственной глубине «самопереживания» столь же возносится над собой к Богу, сколь глубоко возвращается к себе. Человеку светской культуры особенно близка особенность христианства, отстаивающая божественное (для светского сознания неопределенно «абсолютное») значение индивидуальной человеческой личности, значение ее рациональной, изобразительной, наукообразной сознательности, ее свободы.

 

11.06.2009.

От Ш.Т. для И.К.

С ОГРОМНЫМ УДОВОЛЬСТВИЕМ И ИНТЕРЕСОМ ЧИТАЮ Вашу переписку с друзьями и единомышленниками по "круглому" столу"


 Что Вы имели в виду, когда писали мне в ответ на мой вопрос:
- Ш.Т. - Правильно ли я поняла, что  философско-богословское возрождение религиозной культуры мысли должно быть связано с объяснением понимания познания как  рождения в человеке таинства, Божьего озарения, откровения;
- И.К. - Да, Вы меня правильно поняли. Но я не призывают вносить в курс ДНК сложных речей и текстов, которые мы ожидаем от философских и богословских вопросов. Связывая нашу тему, где нужно (с помощью простых иллюстраций цитатами), с историей античной мысли, надо указать на религиозную основу человеческого познания. Это можно сделать просто и ясно .1 (я старался - могу показать свои "достижения").

 

Покажите, пожалуйста, или это и есть уроки по книге К.Льюиса?

 

 

11.06.2009.

От И.К. для Ш.Т.

(1-ое письмо после перерыва)

Сначала фрагмент из нашей переписки. Вы пишите следующее:

Что Вы имели в виду, когда писали мне:

" - Правильно ли я поняла, что  философско-богословское возрождение религиозной культуры мысли должно быть связано с объяснением понимания познания как  рождения в человеке таинства, Божьего озарения, откровения;

- Да, Вы меня правильно поняли. Но я не призываю вносить в курс ДНК сложных речей и текстов, которые мы ожидаем от философских и богословских вопросов. Связывая нашу тему, где нужно (с помощью простых иллюстраций цитатами), с историей античной мысли, надо указать на религиозную основу человеческого познания. Это можно сделать просто и ясно»

 

Отвечу в целом на вопрос о перспективах религиозного образования

  1. Можно сегодня говорить о религии с широким кругом людей, только в духе уважения к различным религиям, и в духе искреннего братства по отношению к христианам других конфессий. Без этого мы получим в ответ на нашу проповедь простую отповедь: «что это вы, христиане и вообще верующие в Бога, учите нас, когда сами не можете друг с другом договориться!».
  2. Но говорить о христианстве в духе светского религиоведения, присовокупляя сюда толерантность, не только недостаточно, но и неверно. Религиоведение одинаково равнодушно заносит все религии в свой исторический музей, занимаясь только еще своей классификацией. Но христианство, как говорили, не вид, а род религии. Оно раскрывает в очищенном виде сущность всех религий. Понимая христианство, нельзя без него объяснять и другие религии. Так христианское учение объясняет: как религия полного Откровения Бога – возможность всех религий, обращенных к таинственному Богу; говоря о спасительном значении веры, – спасительное значение всех религий (христианство говорит, как о спасении верой во Христа, так и о спасении верой в Бога как единого Бога); на примере оценки Ветхого Завета – значение предшествующей религиозности; учением о таинствах – смысл религиозных различных обрядов; призывом к личной вере – значение религиозной общности и церковности для каждого верующего; и т.д. Наконец, учением о Троичности «Ипостасей», «Лиц» или явлений Бога человечеству и человеческой личности - смысл обще-религиозного почитания Бога как единого Бога (в иных, кроме иудаизма и ислама, религиях скрыт так называемый прамонотеизм).
  3. Серьезный результат на пути духовного развития, выходящий за пределы сугубо личных переживаний, своеобразного «воцерковления» (возможного далеко не для всех) достигается только путем очищения нашего разума от атеистических предубеждений. Пока мы не способны выполоть глубоко укоренившиеся в сознании людей сорняки, не будет подготовлена почва, сама основа для духовного преображения сознания людей. Зерно веры, как говорит Господь, попадая на каменистую почву, столь же быстро дает всходы, сколь и быстро вянет. Принятая сегодня в церквах проповедь не проникает в глубину сознания людей, обращена только к их смутным чувствам. Она имеет живой смысл для уже верующих или близких к вере людей, а для остальных остается сомнительной декларацией.
  4. Основная духовная трагедия всего нашего времени – религиозная стерилизация сознания, сужение его до специально-научного, технического мышления (даже в области гуманитарных наук, где современный историцизм заменяет творческую мысль), атрофия глубинных религиозных способностей нашей мысли. Происходит это под давлением впечатляющего, потрясающего прогресса нового научного знания. Воцаряется в сознании людей сциентизм, слепой культ науки. Сегодня не строят храмы Разуму, не мечтают, как Огюст Конт сделать из науки религию, но дело обстоит куда более безнадежно: просто не умеют мыслить иначе, как научно, и настолько не умеют, что и не представляют себе иного мышления.
  5. Есть простое разъяснение, разоблачающее помрачение нашего сознания на путях слепого увлечения наукой. Самое тупое, сугубо практическое разъяснение – урок, которые усвоили даже и властители России:  люди, воспитанные на сциентизме, на любого рода сциентистской идеологии (например, марксистской), как ни декларируй любые романтические лозунги, превращаются в циников, образуют общество, которое загнивает и разваливается.
  6. Простое теоретическое соображение состоит в том, что нравственность отражает не фактическую реальность, не то, что есть, чем занимается и ограничена наука, а утверждает то, что ДОЛЖНО быть (псевдо-религиозная мысль Маркса выражала этой в такой форме, что «философы раньше объясняли мир, а надо менять его»). Здесь другая категория мысли, не обобщаемая с другой категорией, - особенная духовная сфера. Мы просто-напросто утеряли сегодня духовное измерение, как жизни, так и мысли. Столетиями человечество понимало, порой даже слишком, что над материальным миром есть более реальный мир духовный, - для нас же все стало наоборот, вплоть до того, что мы вполне бессмысленно свели всю реальность к материальной. Понимали главное, что даже и спрашивать о смысле жизни и реальности бессмысленно в пределах плоскости того, что просто, фактически существует. Мы странным образом умудрились перестать это понимать. Разъяснению этого и посвящена простейшая форма ДНК, использующая прославленную (и проверенную в мировой практике) книгу Льюиса.
  7. К тому, что говорит Льюис надо добавить (порой исправляя Льюиса) историческую справку о нашем времени. Оно куда как странно в масштабах истории, где никогда до нас не было атеистической культуры и цивилизации (как не было нашей науки, с которой связан наш атеизм). То, что раньше называли «атеизмом» - «Федот, да не тот». Отсюда то, что важнее для нас, чем история – нынешнее состояние наших умов. Нам кажется религия странной, а безбожие нормальным и очевидным. Пока мы не исправим эту перверсию (в том, что для нас очевидным), не исправим вывих, не произведем лечебный переворот в нашем представлении об очевидности, у нас не будет «ключа» (как музыкального), в котором можно исполнять курс ДНК.
  8. К тому, что говорит Льюис, освобождаясь от толерантного корсета, которым он обязал себя, надо еще добавить жизненную основную и библейскую мудрость. Бога незачем доказывать. Его бытие убедительно как самое живое «доказательство от противного». Без Бога бессмысленна вся наша жизни, и наконец, сама наша мысль. «Последнее» мы в действительности просто не можем предположить, не можем мыслить, пока действительно не сойдем с ума. Безбожие, в конечном счете, просто безумие, очевидное безумие, как об этом и сказано в Библии.
  9. Дальнейшее углубление в эту тему, необходимое по мере развития курса ДНК, должно использовать уже философский и богословский уровень мысли, осознавая нашу главную духовную проблему как отчуждение от современного человека его собственного разума, отделение сердца от ума (говоря языком Библии). Совесть отделяется от разума (первое), а разум от совести (второе).
  10. Первое происходит, когда на путях слепого увлечения наукой человек с его личными духовными запросами тонет и теряет себя в РОЛИ ученого, отдает душу за эту роль. Наука изучает мир объективно на основе беспристрастной констатации факта. Она требует от человека бесстрастие, устранение совести за исключением той особой «честности» той же беспристрастной, бессовестной констатации факта. Не видеть, что здесь «человек устраняется» (название знаменитой книги) – быть совсем слепым. Здесь все объяснения сводятся, собственного, к искренности мысли (к чему и умеет призвать Льюис блестяще как литератор). Отдаваясь роли ученого, человек предает свою душу. лжет ей («поверь себе и поверишь Богу» - говорили). Под лукавым прикрытием призыва к «честности» научного знания, человек становится отменным духовным лицемером. Страх перед жизнью, а раньше всего перед мыслью (явно – о смерти) – ничтожность интересов – характер современного человека, который, по словам Ницше, только моргает, когда ему говорят о чем-то великом. Сегодня он научился еще насмешничать над всем великим, над религией, открыв своеобразное величие в своей пошлости. Пустое, легкомысленное лицемерие, лопающееся как мыльный пузырь перед глубиной жизни в ее страданиях, несправедливости, вине, смерти – очевидная лживая сущность безбожия. При этом свою роль исполняют и другие, находящиеся под рукой идолы: служения Науке, Прогрессу, Человечеству и т.п. В этом пантеоне нет места индивидуальной личности как образу Божьему, которому требуется (как она сама чувствует в глубине своей души) духовное, нравственное удовлетворение, истинная любовь, Вечность, наконец, а не смерть «с концами».
  11. Второе происходит, когда наша мысль, в своем самосознании отдается путям технического развития на основе «выброса, выплескивания» себя на плоскость собственной картины о себе («изображение путей мысли» по Аристотелю – основа формальной логики). Так мысль отдается изображению себя самой, а вслед этому всю реальность сводит к картине (для нас «мировоззрение» заменило философию и теологию). Без изобразительной способности нет мысли, нет рефлексии, без нее мы останемся на уровне непроясненных чувств и мифологии. Но слепое увлечение изобразительной способностью мысли теряет первичную, основную и при этом, несомненно, религиозную ее выразительную способность.
  12. Достаточно сохранять вкус (только вкус, чувствительность к живой глубине мысли постигает ее выразительную глубину) к эстетическому познанию (не говоря уже об этическом), чтобы в этом не сомневаться. Вопиющее безвкусие - вносить в искусство критерии научного познания, методики. Все живое в искусстве – от непринужденности вдохновения, свободно себя выражающего в произведениях искусства. Здесь все уходит в живую тайну жизни, живой реальности. Наука все видит безлично и как безличное. Теория эволюции, выводящая живое из неживого, сводящая живое к неживому, - просто выражение научного метода. Поэзия устами Тютчева заявляет: «не то, что мните вы, природа, не слепок, не бездушный лик, в ней есть душа, в ней свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык».
  13. Проще и вместе с тем глубже всего глубину выразительной, религиозной мысли можно «определить» так, что эта мысль тем более что-то делает для себя ясным, чем более явственно переживает таинственность того, о чем мыслит и себя самой. Это то, чему более всего разучился современный человек, привыкший считать мысль своей собственностью, а себя чувствовать в роли умного автомата, сугубо практически, как профессионал, работающим при помощи своих методик (при этом уже не он пользуется методиками, а они им). В этой преданности всем сердцем глубокой, божественной Тайне реальности принципиальное отличие религиозной мысли от светской, секуляризированной научной мысли, где «тайна» сведена к загадке, которая разгадывается и перестает быть таинственной.
  14. История мысли, которая все более открывается нам и учит нас, показывает, когда, где и как зачинается великий и опасный путь научного развития человеческого знания и вместе с тем - его перерождения и духовной стерилизации. Современная философия не только отдельными гениальными «выходками», но всей историей занята этим вопросом. Бунт против сциентизма в философии экзистенциализма, смена «парадигмы» Просвещения Постмодернизмом, тема Нигилизма, явления Хайдеггера, вырывающегося из школы феноменологии, и т.д. Отражается это и в западном христианском богословии, особенно – католическом. Но все это остается «бунтом на коленях» поскольку протест против сциентизма осуществляется… его же методами. Доказательства? Наукообразная сложность и недоведение до последней простоты понимания и изложения проблемы. Где выход? Только в простоте. Нам более всего нужна и нам труднее всего дается – простота.
  15. Я склонен критиковать нашу современную православную проповедь, но есть нечто самое ценное в православной традиции. Отстраненная от современности (само по себе это ее недостаток) во имя сохранения великого мистического прошлого, она сохраняет взаимосвязано две решающие религиозные потребности мысли: глубину ее таинственности и ясность ее простоты. Сочетание этих принципов делает нашу традицию и глубоко религиозно-восточной (таинственной), и в то же время христианской, представляющей собой религию откровения, света, ясности, а значит и простоты. Последнее – чуть ли не единственное,  но за то крайне важное, что вносит традиция русского православия. Лозунг пионера русской религиозной мысли Г. Сковороды: «слава Богу, который создал все сложное ненужным, а все ненужное сложным» выражает то дерзновенное смирение мысли, которое можно узнать в молитве Иисуса: «славлю Тебя Отче неба и земли, что ты скрыл это от мудрых и открыл младенцам».
  16. Наконец, отвечаю на присланный мне вопрос. Разоблачая наши атеистические предубеждения, которые коренятся в неспособности нашей мысли к религиозной глубине, мы добираемся до их корня в теме о выразительной, религиозной, в правильном смысле мистической (не темной, а ясной) глубине нашей мысли и одновременно всего нами мыслимого. Здесь есть два пути.
  17. Первый. Есть важнейший, главный для нас философский вопрос об истории нашей философии – утерянные нами античные, религиозные истоки философии, где выразительная глубина мысли осознала себя как основа изобразительной. Ясно, классически (но, конечно, в смеси с тем, что надо отбросить) это представлено в учении Платона, особенно в учении о познании как Припоминании, и познании как Причастии ума познаваемому. Эту часть учения Платона надо обязательно донести в простой форме до наших современников, разъясняя, почему ее оставил позади и отбросил Аристотель, прокладывавший пути современной науке.
  18. Второе. Надо увидеть, что вышесказанное как раз и позволяет, наконец, просто войти в самую глубину (и высоту, - имея в виду учение о Троице) христианского учения об Откровении, выражении божественной Тайны в Лице Иисуса, в святом образе, изображении. Никакого изобразительного познания не может быть (в его глубине) без глубины таинственного выражения, самовыражения, выхода из тайны к свету реальности (по-гречески истина есть «алитейя», выход из забвения, - учение, представленное в конце платоновского диалога «Государство», в «мифе об Эре»). Глубоко аналогично этому: «никто не может назвать Иисуса Господом, иначе как Духом Святым». «Не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах». «Видевший Меня, видел Отца»…
  19. Учение о познании как Причастии познаваемому вводит в христианское учение об обожении, «теозисе», лежащем в основе древнего, первичного христианского учения об «оправдании верой». Так стали говорить уже в новое время, особенно - по инициативе протестантов. Но нам надо смотреть в корень, в глубину, в древний исток учения о спасении человека путем обожения его ума на путях «познания верой» Бога, познания Бога в полноте Его откровения в Образе Сына (Афанасий Великий). При этом ум понимается как духовный центр человека, а мышление как высшая форма его жизни, «биос теоретикос», что как раз начисто вытесняется современным научным познанием как специальностью и профессией.
  20. Напоследок, отметим фундаментальность наших замечаний, связав их с бурной и напряженной историей современной западной христианской теологией. Кризис христианской проповеди открыто признается этой теологией как кризис религиозной мысли. Выражается он самым вопиющим образом в том, что вершина христианского учения о Троичном Боге перестала пониматься и христианами. На Западе верующие скользят в своем понимании Троицы к неопределенному «монотеизму +», - монотеизму + вера в святого Посредника Иисуса. На Востоке незаметно вторгается в восприятие Троице представление о трех Богах. Ищется выход из положения. Два самых значительных проекта – протестантский Карла Барта, и католический – Карла Ранера. Оба проекта пора прояснить и их простейшей основе. Она проявляется, как только мы освобождаемся от навязчивой наукообразной манеры, проникающей и в богословие. И там, и там речь идет о том, что глубина церковного учения о Троице – глубина забытого (виноват сциентизм) общего религиозного, раскрытого именно в христианстве, учения об Откровении Тайны. Божественная Тайна таинственно выражается (духом) в своем изображении

 

Я старался ответить на Ваш вопрос об «озарении» в основе религиозного познания. Это «озарение» в основе всякой мысли, которая не подавлена научной методикой. Не думаю, что мне удалось просто и ясно перечислить все пункты, которые необходимо отметить в курсе ДНК, как и в любом религиозном образовании.

 

от И.К. участникам дискуссии.

 

Предлагаю использовать текст книги К. Льюиса «Просто христианство» для создания курса ДНК. Предлагаю для обсуждения набросок первых уроков:[ii]

 

 

11.06.2009.

От А.Ю. для И.К.

Я выделил то, что, как мне кажется, подходит для тезисов. Мой выбор субъективен: мне кажется, что некоторые темы будут сложны или даже непонятны господам в шелковых пиджаках. Прежде всего, это касается пунктов, начиная с 15, - я бы просто оставил их за скобками. Я посмотрел присланный Вами файл с жирными выделениями и понял, что у Вас тут другое мнение. Выделенные части я перенес "Тезисы", где сделал из них список тезисов, которые я немного переформулировал для гладкости изложения. Получилось как раз чуть больше полстраницы.

 

То, что я выделяю из Вашего текста.

 

  1. Можно сегодня говорить о религии с широким кругом людей, только в духе уважения к различным религиям, и в духе искреннего братства по отношению к христианам других конфессий. Без этого мы получим в ответ на нашу проповедь простую отповедь: «что это вы, христиане и вообще верующие в Бога, учите нас, когда сами не можете друг с другом договориться!».
  2. Но говорить о христианстве в духе светского религиоведения, присовокупляя сюда толерантность, не только недостаточно, но и неверно. Религиоведение одинаково равнодушно заносит все религии в свой исторический музей, занимаясь только еще своей классификацией. Но христианство, как говорили, не вид, а род религии. Оно раскрывает в очищенном виде сущность всех религий.
  3.  
  4. Серьезный результат на пути духовного развития, выходящий за пределы сугубо личных переживаний, своеобразного «воцерковления» (возможного далеко не для всех) достигается только путем очищения нашего разума от атеистических предубеждений.
  5. Основная духовная трагедия всего нашего времени – религиозная стерилизация сознания, сужение его до специально-научного, технического мышления (даже в области гуманитарных наук, где современный историцизм заменяет творческую мысль), атрофия глубинных религиозных способностей нашей мысли. Происходит это под давлением впечатляющего, потрясающего прогресса нового научного знания. Воцаряется в сознании людей сциентизм, слепой культ науки.
  6.  
  7. Простое теоретическое соображение состоит в том, что нравственность отражает не фактическую реальность, не то, что есть, чем занимается и ограничена наука, а утверждает то, что ДОЛЖНО быть ….Разъяснению этого и посвящена простейшая форма ДНК, использующая прославленную (и проверенную в мировой практике) книгу Льюиса.

 

  1. К тому, что говорит Льюис надо добавить (порой исправляя Льюиса) историческую справку о нашем времени……Нам кажется религия странной, а безбожие нормальным и очевидным. Пока мы не исправим эту перверсию…..у нас не будет «ключа»,…. в котором можно исполнять курс ДНК.
  2. ….Без Бога бессмысленна вся наша жизни, и наконец, сама наша мысль. «Последнее» мы в действительности просто не можем предположить, не можем мыслить, пока действительно не сойдем с ума. Безбожие, в конечном счете, просто безумие, очевидное безумие, как об этом и сказано в Библии.
  3. ….осознавая нашу главную духовную проблему как отчуждение от современного человека его собственного разума, отделение сердца от ума (говоря языком Библии). Совесть отделяется от разума (первое), а разум от совести (второе).
  4. Первое происходит, когда на путях слепого увлечения наукой человек с его личными духовными запросами тонет и теряет себя в РОЛИ ученого, отдает душу за эту роль.
  5. Второе происходит, когда наша мысль, в своем самосознании отдается путям технического развития... мысль отдается изображению себя самой, а вслед этому всю реальность сводит к картине…. теряет первичную, основную и при этом, несомненно, религиозную ее выразительную способность.
  6. Достаточно сохранять вкус (только вкус, чувствительность к живой глубине мысли постигает ее выразительную глубину) к эстетическому познанию (не говоря уже об этическом), чтобы в этом не сомневаться…..
  7. ….глубину выразительной, религиозной мысли можно «определить» так, что эта мысль тем более что-то делает для себя ясным, чем более явственно переживает таинственность того, о чем мыслит и себя самой….
  8. … протест против сциентизма осуществляется… его же методами. Доказательства? Наукообразная сложность и недоведение до последней простоты понимания и изложения проблемы. Где выход? Только в простоте. Нам более всего нужна и нам труднее всего дается – простота.

…есть нечто самое ценное в православной традиции... ясность ее простоты….

 

 

Составленные мною Тезисы из Ваших текстов

 

1. Сегодня можно говорить о религии с широким кругом людей только в духе уважения к различным религиям и в духе искреннего братства по отношению к христианам других конфессий. Но говорить о христианстве в духе светского религиоведения, присовокупляя сюда толерантность, не только недостаточно, но и неверно. Религиоведение одинаково равнодушно заносит все религии в свой исторический музей, занимаясь только их классификацией. Но христианство это не «вид», а «род» религии. Оно раскрывает в очищенном виде сущность всех религий.

 

2. Особенность нравственности состоит в том, что она говорит не о том, что есть, но о том, что должно быть. Для разъяснения этого простого факта большую помощь в построении курса ДНК может сыграть книга К. Льюиса «Просто христианство».

 

3. Необходимо учитывать, что современный атеизм не имеет аналогов в истории. В настоящее время религия стала казаться чем-то странным, а безбожие — нормой. Без исправления этого искажения невозможно полноценное построение курса ДНК.

 

4. Без Бога бессмысленна вся наша жизни, и наконец, сама наша мысль. Безбожие, в конечном счете, — просто безумие, как об этом и сказано в Библии.

 

5. Основная духовная трагедия всего нашего времени — религиозная стерилизация сознания, сужение его до специально-научного, технического мышления, атрофия глубинных религиозных способностей нашей мысли. Происходит это под давлением впечатляющего, потрясающего прогресса нового научного знания.

 

6. Главную духовная проблему современного человека можно определить как отчуждение его от его собственного разума, отделение сердца от ума (говоря языком Библии). Совесть отделяется от разума, а разум от совести.

— Первое происходит, когда на путях слепого увлечения наукой человек с его личными духовными запросами теряет себя в роли ученого, отдает душу за эту роль.

— Второе происходит, когда наша мысль, в своем самосознании отдается путям технического развития, отдается изображению себя самой, а вслед этому всю реальность сводит к картине.

 

7. Акцент на изобразительной функции мысли теряет ее первичную, основную и при этом, несомненно, религиозную ее способность — выразительную. Чтобы понимать это, достаточно сохранять вкус к искусству.

 

8. Протест против сциентизма часто осуществляется методами самого сциентизма. Выходом должен быть возврат к простоте мысли и способности переживать чудо самой мысли.

 

О Льюисе:


Я перечитал Ваши уроки по Льюису, и у меня сложилось впечатление, что Ваши комментарии от себя иногда не разъясняют, а наоборот, усложняют текст книги. Вы добавляете к тому, что пишет Л., довольно сложные проблемы, которые можно было бы сразу не обрушивать на читателя. Мне кажется, стоит остаться в простой логике автора, которая раскрывается им почти на бытовом уровне (почему мы ссоримся и т.п.). Впрочем, буду ждать Ваших следующих версий текста.



12.06.2009.

От Ш.Т. для И.К и для А.Ю.

Огромное Вам и Вашему ученому другу (А.Ю.) спасибо за то, что взяли на себя труд перевести для меня  с русского на русский Ваше письмо.

13.06.2009.

От К.Ю. для И.К.

Мне кажется, что, действительно, книга К. Льюиса подходит для разъяснения современному атеисту его позиции как наивной и, вместе с тем, лукавой. И разъяснения эти в курсе ДНК мне кажутся необходимыми для подготовки сознания современного школьника к восприятию духовных основ человеческой жизни.

Но в Вашем тексте многое требует дополнительных разъяснений. Остановлюсь на 1-ом уроке.

Объективность нравственного закона.

 

Эту объективность можно отрицать на словах, но не в действительности.

В сфере нравственности мы встречаемся с особого рода живой истиной нашей жизни,

которая выходит за пределы научного представления о фактической истинности.

Мне кажется, что здесь требуется пояснение относительно того, что такое фактическая истинность. Я думаю, что такое понятие не входит в рамки школьных знаний.

Мы сразу же можем понять, что научное знание не исчерпывает познания, более того – оно не достигает нравственной, духовной и религиозной глубины реальности.

Вы предлагаете школьнику согласиться с Вами без всяких разъяснений с вашей стороны и предполагаете его осведомленность о духовной и религиозной глубине реальности. Здесь, мне кажется, нужно уточнить область научного знания.

Все далее сказанное собрано в одном: знание о том, что ДОЛЖНО существовать,

что хорошо или плохо, прекрасно или безобразно, человечно или бесчеловечно, принципиально выходит за пределы всего существующего (в смысле чистого факта).

Когда мы говорим, что нечто должно или не должно быть,

мы, осознает это или нет, становимся выше всего, что просто ЕСТЬ.

Хотелось бы разъяснений данной фразы.

 

Когда люди рассуждают бесстрастно и равнодушно, как это полагается в науке,

обо всем на свете, включая и нравственно-духовные темы, они обманывают себя, вовлекаясь в условную роль ученого, бесстрастного наблюдателя фактов,

роль, которая подменяет их живую душе, их подлинное «я».

У ученого существует своя страсть и стремление к открытию, свой пафос преклонения перед фактом. Свою деятельность они считают благородной. Равнодушие к нравственно-духовным темам связано скорее с излишней увлеченность, до самозабвения, миром. Такая увлеченность должна быть только по отношению к Богу.

На почве слепого увлечения наукой рождается самое глубокое лицемерие людей, которые подменяют свою собственную мысль, отправлением роли ученого, практически полезным, но изначально обездушенным и безнравственным

научным мышлением, его приемами, методиками, техникой мысли.

Я думаю, что фразу «слепое увлечение наукой» необходимо пояснить. Вас можно так понять, что занятие наукой дело безнравственное в ругательном смысле этого слова, и все ученые безнравственные люди.

            Мне кажется, что если бы Вы в этот текст внесли более подробные

 рассуждения о науке и научной картине мира, Ваш текст стал бы более понятен.

 

 

13.06.2009.

От И.К. для К.Ю.

Спасибо за отклик, здравый, справедливый. Жаль, что Вы остановились только на 1-ом уроке. Дальше, возможно, - больше моих нарушений. Я не школьный педагог, да и говорить с простой ясностью мне не просто, особенно, когда нет времени «доводить» свои тексты. Я хотел, чтобы за меня говорил Льюис, а мои комментарии были самыми простыми или вынесенными в сноску. Посылаю Вам последнюю версию моих (Льюиса) уроков, где я старался получше выполнить свою задачу. Отвечаю последовательно на Ваши вопросы. Сначала на самый простой, но важный:

«Фактическая истинность» как отдельное выражение, действительно звучит чуждо и для школьников непонятно. Вы правы! Спасибо, что заметили. Контекст дает разъяснения, которые, однако, стоит сделать специально, для отдельного выражения. Наука говорит о том, что фактически ЕСТЬ, но не о том, что ДОЛЖНО быть. К этому все сводится.

Под жирной точкой и более мелким шрифтом  - дополнительные подробности: [iii]

 

Платон, за ним христианские мыслители, особенно св. Августин, понимали, что открытие мира Должного – открытие божественной реальности, выход, как мы говорим, в религию.  Это та проблема, с которой нам важнее и труднее всего справиться. От нее мы пятимся назад, как раки. Мы можем даже заметить, что это ведь даже достоинство текстов Льюиса, что он умеет говорить о должном, не торопясь переходить к религии, которая находится на подозрении у читателей. Но тогда вот ведь какая штука получается. Мы стоим перед странной проблемой такой популяризации темы, чтобы она была достаточно проста ценой жертвы глубиной ее смысла. Мы перед весьма рискованным мероприятием. Риска такой демократии в области мысли не избежать, но о нем надо быть предупрежденным. Я пытаюсь выйти из положения, разделяя, даже разрывая в тексте простые формулировки и необходимые по существу темы примечания к ним. Меня ругают за примечания. Я в них ищу выход из положения, чтобы и простоты достигнуть, и суть дела не потерять, «и невинность соблюсти, и капитал приобрести». Я ищу равновесия, но оно на грани сомнительного компромисса. Простота моя оказывается весьма сомнительной и не простой. Когда меня в моих сомнительных делах удается «застукать», я убегаю. Так я убежал, спрятавшись за спину Льюиса. Но моим судьям видно – рога торчат…

Как видите, я воспользовался самым простым Вашим вопросом, чтобы показать самую трудную задачу, которая стоит перед нами. Я отвечал сразу на все Ваши вопросы до вопроса об ученых, которых Вы защищает от моего обвинения их в равнодушии, и косвенно ответил на последнее Ваше замечание: «Мне кажется, что если бы Вы в этот текст внесли более подробные рассуждения о науке и научной картине мира, Ваш текст стал бы более понятен». Картина мира, особенно после высказываний Хайдеггера, оказалась самой непростой темой для современной философии. [iv]

 

Но вот характерный  Ваш вопрос, который есть и будет на устах многих. Не клевещу ли я на науку и на ученых, когда нахожу их главной причиной современного безбожия? Мне постоянно ставят на вид, что наука полезна, а ученые – порядочные люди. Наверное, я, все-таки, не хочу ни осуждать науку и ученых, ни тем более клеветать на них, поскольку постоянно заявляю свое уважение к науке и к делу ученых. Наверное, остается только внимательнее отнестись к смыслу моих «обвинений» в адрес науки и ученых. В каком смысле я их «обвиняю»? В таком, что и слово это не подходит. Никак нельзя останавливаться на общем впечатлении, которое производят мои слова, в которых я до того не стесняюсь, что говорю даже и «безнравственности и бессовестности» науки, говорю, конечно, в нейтральном смысле этих слов. Быть вне нравственности и вне совести не значит быть против них. В качестве чего-то нейтрального к религии наука и ученость не могут религии ничем навредить. Но, во-первых, я говорю о слепом культе науки и о таком увлечении ее делом, точнее той ролью ученого, когда человек отказывается от своих духовных потребностей, от религиозного мышления, подменяет свою личность ролью ученого, свое естественное, человеческое и религиозное в своей основе мышление - научным способом мысли. Когда это мне не удается объяснить, мне не удается объяснить главное – различие между наукой и слепым ее культом, сциентизмом;  различие между тем, чтобы (а) свободно входить в роль и выходить из нее, осознавая и переживая ее именно как роль, и (б) такую слепую, самозабвенную самоотдачу этой роли, когда человек «с концами» и до беспамятства отдается ей, отдает, продает ей (Фауст) душу, становится одержимым ею. Различать одно от другого раньше всего трудно для нашей умственной воли. Например, выступая в роли педагога, используя свою речь для поучений, я с отвращением ловлю себя на том, что привыкаю говорить поучительным тоном, который лезет из меня туда, где ему решительно нет места. Так военные люди могут вторгаться со своими привычками в общественную жизнь - так, что того и гляди развяжут войну. Опасаясь этого, проявляют осторожность в назначении военных на мирные посты.

 

13.06.2009

От И.К. для Ш.Т.

(2-ое письмо после перерыва)

Рад был получить от Вас развернутое письмо. Выделил из Вашего письма фрагменты, на которые постараюсь ответить кратко. При таком непосредственном восприятия мысли собеседника, всегда возможен промах мимо того, что имелось в виду. Заранее прошу прощения.

 

Ш.Т - об экуменизме - кстати, совершенно разделяю…

  • И.К  рад нашему согласию, но я бы отметил еще различие между религиозным принципом экуменизма и светским – толерантности. Когда Вы далее будет возражать против критики религиоведения и подозревать в утверждении иерархии религий с христианской вершиной только высокомерие христиан, это различие не будем Вами принято во внимание. 


Ш.Т. Кстати, не дала бы такие однозначные характеристики, мне кажется, никто уже религию не воспринимает, как нечто экстравагантное или странное  в нашей жизни … Не стала бы и говорить, что атеизм сегодня для всех дело обычное –

  • - Вы по-своему правы – с точки зрения психологической и социологической. Но совершенно иначе я говорю с точки зрения смыслового определения наших чувств. Это не легко объяснить, поскольку современный менталитет вообще не различает смысловую глубину чувств от той их поверхности, которая без этой глубины являет собой пустые и субъективные эмоции.  Я ведь не о том говорю, как людям нравится религия или какие эмоции «естественности» они по ее поводу переживают. Речь идет о глубокой, независимой от настроений и во многом не осознаваемой убежденности. Сегодня много внешних симпатий к религии как к чему-то интересному, или жутковатому, или увлекательному, необычному, странному, но мало спокойной, серьезной убежденности, каковая и представляет собой ту «естественность», о которой стоит говорить на философском или богословском уровне.

 

Т.Ш. - не считают нужным ходить в церковь и что их гораздо более устраивают личные отношения с Богом, в кот. никто посреднечески не вмешивается. Это о том, что атеизм считается у нас нормальным, а религия экстравагантной - я придерживаюсь более спокойных характеристик.

  • Я часто критикую церковность, которая утрирует свою посредническую функцию в отношении с Богом до того, что теряет прозрачность для Бога. Но только через Церковь люди, как правило, приходит к Богу. К числу таких людей относится и такой святой индивидуалист как св. Августин. Он говорил «Бог и душа – и больше ничего? Да ничего», но говорил и так, что «без церкви я не нашел бы Бога». Есть правда в словах, которыми злоупотребляют: «кому Церковь не мать, тому Бог не отец» (Карфагенский). Церковь это – Крещение, Евхаристия, без чего наша плоть не общается с Богом и разум остается в подвешенном состоянии между небом и землей (в связи с этим стоит подумать над  Рим.7). Так и у протестантов, даже у сектантов. Иное дело мечтающая о религии публика, которая думает о Церкви только как об организации. Но она не так виновата, как те церковники, которые не сознаются в грехах Церкви, идеализируют ее и делают ее образ невыносимым для порядочных людей. А ведь главное в таинстве веры в Церковь («верую во святую…») – способность сквозь всю человеческую мерзость, покрывающую ее, видеть блеск золота в ее глубине.
  • О «естественности уже говорил..


  Т.Ш.Другое дело учителя - ….Ваш курс, основанный на книге Льюиса, думаю, очень хорош - только для него придется всех учителей заставить прочесть его книгу - обязательно ваши мысли и этот курс отдам в общую"копилку" при обсуждении концепции по духовно-нравственному воспитанию российских школьников - спасибо!

Т.Ш. -
не о том, что есть, но о том, что должно быть. …через объяснения законов Добра и Зла… смыслообразующими  ценностными…

  • и у Льюиса не отмечена серьезность проблемы, когда современный человек утерял величайшее достижение античной религиозности, которая уже после Сократа-Платона открыла для себя духовный мир как высший сравнительно с материальным. Открыта была иерархия уровней реальности. Сегодня она забыта и перевернута. Материальная реальность для современного человека стала «первичной» (слова главного маразматика Маркса), поскольку человек с его духовными интересами выродился в «матерьялиста». На высших уровнях познания мы не только сами познаем предмет познания, но и сами становится предметом того, что познаем. «Познаю подобно тому, как я познан» - 1Кор.13. При этом наша воля к познанию, направление внимания, потребность в том или ином уровне истинности и реальности имеет решающее значение. Здесь объективность познания имеет не формальный смысл как в науке, не исключает наш интерес, волю.
  • Величайшая трудность для нашего понимания объективности нравственности Закона в том, что это понимание крайне просто, приведенная его форма «не то, что есть, а то, что должно быть» крайне проста. Но дело в том, что эта очевидность отторгается волей ума современного человека, которому мило безответственно жить в интеллектуально и житейски сравнительно комфортной области чисто научного познания. Как говорил св. Августин, Богу легче сотворить мир, чем изменить свободную волю человека…

 

Т. Ш. - теряет ее первичную, основную и при этом, несомненно, религиозную ее способность   выразительную.

  • Я старался яснее и проще изложить эту тему, но ее трудная для нас глубина в том, чтобы признать нашу мысль не зависящей от нашего произвола, принадлежащей (как мы сами) таинственной глубине. Надо учиться и переучиться чувствительности, вкусу к мысли, чтобы искать ясность там, где все таинственнее. Мыслить в условиях возрастающей тайны мыслимого и самой нашей мысли – далеко не так просто, как сказать об этом. Но в этом и состоит истинное богословское воспитание нашей мысли, которое мы заменили богословской эрудицией и наукообразием нашего богословия…

 

 Ш.Т. Но христианство это не "вид", а "род" религии. Оно… Не примите мои слова за обидные, но как только я слышу суждения по поводу чьих ли то ни было бы притязаний на что-то…

  • За такими словами, конечно, и в этом Вы правы, легко скрывается высокомерие. Но к нему эти слова не сводятся. Извращение не должно в наших глазах дискредитировать истину. Ваши слова учат меня тому, что от подозрения здесь нелегко отделаться, и что эта тема скорее – для внутреннего употребления среди христиан. Для внешнего наблюдения дается только та сторона дела, что важнейшее выражение превосходства христианства над другими религиями – уважение к ним. Главным, однако, остается дело мысли. Конкуренция в религии, да и в культуре идет по тому, кто более и далее, сравнительно с оппонентом, способен видеть и объяснять своего оппонента. Факт интеллектуальной, религиозной жизни: христианство способно понимать и объяснять иные религии так, как они не могут объяснить не только христианство, но и себя сами. Можно и здесь остановится на внешнем взгляде, усомнившись в том, кто понял, а кто нет. Но для дела мысли здесь сомнений нет.  Именно здесь религиозный экуменизм, инициатором которого в современном мире является христианство, весьма отличается от формальной, светской толерантности.

 

Ш.Т. - вопрос не науки, а самого Человека. Роль ученого не видится мне как беспристрастное препарирование окружающей действительности…

 

Ш. Т. невозможно обвинять всех ученых, которые не верят в Бога …наоборот, пример многих ученых, которые  в результате своих исследований пришли к доказательствам существовании Бога, доКАзывает, что они, как ЧЕСТНЫЕ ЛЮДИ И БЕССПРИСТРАСТНЫЕ В НАУКЕ

  • Эту тему, если Вам интересно, надо освящать подробнее и яснее. Здесь для современного сознания образовался колтун путаницы. Не так просто различить ученую Роль и самого Ученого. В том-то и дело, что в каком-то смысле это неразличимо. Роль ученого запросто поглощает его личность, и мы путаем одно с другим, когда говорим о науке и об ученых. «Душа человека по природе христианка», или, во всяком случае, религиозна. А вот роль ученого современной науки по природе нерелигиозна. Думает ли мы о том, что именно христианская теология дала стимул современной науке в ее автономии, что с 13-ого века на Западе теологи требовали, чтобы ученые изучали мир так, как будто Бога нет, аналогично тому, как требовали ответственно действовать в мире. «Молись так, как будто все зависит от Бога, а действуй так, как будто все зависит от тебя».
  • Не нужно и ставит не только их, но и нас в ложное положение – требовать от ученых доказательств бытия Бога. Все эти «доказательства» в лучшем случае окажутся неполноценными и сомнительными, понятия науки будет произвольно превращаться в религиозные символы. Надо понять религиозный, точнее (простите за «высокомерие», но этого требует суть дела) христианский смысл науки,  место науки рядом с религией и ее особую роли при ней. Трудность этого понимания (также и для богословов) в том, что современная наука поставила этот вопрос ребром, как раньше он не стоял. Речь сегодня идет о такой секуляризации науки, которая скользит в безбожие (подобно тому, как уважение к науке скользит в сознании наших современников к ее слепому культу, скользит в сциентизм). Приходится говорить о крайней свободе научной мысли, доходящей до разрыва с религией. А это ведет к самому острому вопросу о христианском смысле общего разрыва с религией современного сознания.

 

Ш.Т. - Главное возражение против религии: если Бог есть, то почему Он так последовательно и неуклонно скрывает Себя от всякого объективного и систематического наблюдения? В какой-то мере (хотя это лишь одна сторона дела) мы уже ответили на этот вопрос: очевидно, Всевышний не хочет, чтобы Его воспринимали как объект, хотя бы и самый высший среди других объектов.

  • Вы далее сами говорите: Непосредственное познание Бога возможно только через Его откровение о Себе Самом. Вопрос таким образом не в том, почему ученые не находят Бога (здесь простой ответ – не таким глазом смотрят, чтобы видеть Бога), а в том, почему Сам Бог не являет себя людям. Здесь простой, но этим, опять-таки, и трудный ответ: не хочет! Как так не хочет, когда нам так хочется, а потому (тут же заключаем мы) так и нужно, так и полагается Богу. Ответ – грех. Бог не хочет являться в сферу нашей грешной жизни и нашего грешного сознания. Вы сами отмечаете самое ужасное в состоянии наших умов – безразличие к Богу. Прибавьте к этому, что это означает. Это означает величайшее в своем спокойствии и самодовольстве наше презрение к Творцу и Отцу небесному. Неверующие наивно говорят «я не против Бога, но я не фанатик», не замечаю страшное лукавство и дьявольское самодовольство такой позиции.
  • Далее того места, до которого я дошел, в книге Льюиса начинается переход к теме христианства через вопрос о грехе.  Льюис верно и решительно ставит акцент на теме греха. Без осознания греха христианство просто никому не нужно и бессмысленно.
  • Но я пока затрудняюсь идти здесь своими уроками за Льюисом, поскольку надо еще многое, еще решительнее надо сказать. Но как сказать неверующим, что мы познаем свой грех глубоко только в обратном свете веры. Здесь тот круг сознания, в который прорываемся мы только благодатью Божией… И здесь черта, за которую нельзя неосторожно переводить детей. Не для них горький, ужасный опыт жизни, опыт греха…

 
 Ш.Т.-  С позиций богословия, мир есть творение Бога и поэтому является Его объективным отображением. Такое стремление представить мир как развернутый образ Творца входит в прямое противоречие с научным методом….Для мышления чрезвычайно трудно признать свою вторичность и согласиться с тем, что все мировые законы не изначальны, но сотворены Богом, который Сам находится за пределами всего, что Он сотворил.

  • Вы серьезно задеваете серьезную тему. Что сказать? Взгляните на Рим. 1:18. Не только Апостолу было очевидно присутствие Бога в нашем мире. А сегодня Лаплас «я не имел нужды в этой гипотезе». Как говорит знакомый мне поэт:

«В темном космосе летают лишь комиссии планет.

В небо я смотрю и знаю, что в пространстве Бога нет.

Все в душе моей фирштейн: Бога нет – есть Эйнштейн»

 

Можно сказать, что конфликт научного и религиозного сознания есть выражение глубокого антропологического кризиса, который может быть преодолен только через восхождение человека на более высокую ступень внутреннего развития.

  • Да, но это не эволюционное, а личное духовное развитие каждого из нас.

  

что религия некогда "разошлась" с наукой, выделившись по существу из нее - тоже воля Божья - этого разделения не могло не быть - только в споре друг с другом идет развитие и познание Человеком Бога –

  • Разошлось – в 13 веке по благословению теологов. Я об этом уже говорил.

 

А.Кураев…. есть тот общий враг,…. " В чем Вам лично видится возможности "соединения" или прекращения спора между религией и наукой?

  • С журналистами и публицистами не стоит спорить. У них свое право говорить свое
  • Для решения спора между наукой и религией, нужно в целом решить спор между светской, секулярной нашей культурой и христианством (спор светского гуманизма с христианством – вторая сторона спора с наукой), а для этого сами христиане должны решить свои конфессиональные споры (конфессии отражают влияние культуры на веру). А далее в глубину: христианство должно разъяснить в контексте современной культуры свой смысл. Разъяснение главного учения о Троице упирается в проблему атеизма.


К числу важнейших открытий надо отнести космологическую теорию "большого взрыва": возникновнию материальной вселенной из некоего "первоатома". Пространство при этом рассматривается не как вместилище материи, но как ее свойство: если нет материи, то нет и пространства   поэтому можно говорить о Вселенной конечной по своей массе и размерам.

Еще более важным с богословской точки зрения является установление так называемого "антропного" принципа (от греч. Антропос: человек).

  • По этой тему мой ответ о. Вениамину в прошлом выпуске нашей конференции.

 

Животные имеют смысл и чувства, в растениях заметны следы чувства и влечений:

 

 

14.06.2009

От Ш.Т. для И.К.

 

Спасибо за Ваши "развернутые" ответы на мое письмо, кратенько позволю себе ответить на Ваши ответы, и таким образом продолжить нашу увлекательную беседу

 

- по-моему, эти два тезиса созвучны:


 1.об экуменизме - кстати, совершенно разделяю

 
-  рад нашему согласию, но я бы отметил еще различие между религиозным принципом экуменизма и светским - толерантности. Когда Вы далее будет возражать против критики религиоведения и подозревать в утверждении иерархии религий с христианской вершиной ТОЛЬКО высокомерие христиан, это различие не будем Вами принято во внимание".


2.Но христианство это не "вид", а "род" религии. Оно…

 

Не примите мои слова за обидные, но как только я слышу суждения по поводу чьих ли то ни было бы притязаний на что-то…


 За такими словами, конечно, и в этом Вы правы, легко скрывается высокомерие. Но к нему эти слова не сводятся. Извращение не должно в наших глазах дискредитировать истину. Ваши слова учат меня тому, что от подозрения здесь нелегко отделаться, и что эта тема скорее - для внутреннего употребления среди христиан. Для внешнего наблюдения дается только та сторона дела, что важнейшее выражение превосходства христианства над другими религиями - уважение к ним».

  
 - из чего это видно? это уважение?


 3.Главным, однако, остается дело мысли. Конкуренция в религии, да и в культуре идет по тому, кто более и далее, сравнительно с оппонентом, способен видеть и объяснять своего оппонента. Факт интеллектуальной, религиозной жизни: христианство способно понимать и объяснять иные религии так, как они не могут объяснить не только христианство, но и себя сами. Можно и здесь остановится на внешнем взгляде, усомнившись в том, кто понял, а кто нет. Но для дела мысли здесь сомнений нет.  Именно здесь религиозный экуменизм, инициатором которого в современном мире является христианство, весьма отличается от формальной, светской толерантности.

  ТД: Чувствую, что немного обидела Вас своим высказыванием о притязаниях христанства - ни в коем слычае не подозревала их в высокомерии - если помните, специально и спрашивала Вас о том, на чем основаны претензии христиан на то, что "только они....и т.д. и т.п.". Значит, основание для этого - уважительное отношение к другим религиям со стороны христианства и то, что только христианство способно понимать и объяснить другие религии всем и  в том числе и им самим их собственную суть? Если честно, звучит не очень убедительно и убеждающе - надо, наверное, иметь какое-то достаточно простое и четкое объяснение христианских притязаний и особенно для людей, далеких от теологии и богословия - представьте себе, например, обычных наших учителей...я исхожу из того, что им как-то это все надо тоже объяснять... Если же у людей, которые слушают объяснения возникает ощущение высокомерия христианства, то, сами понимаете, надо что-то менять в самих объяснениях...и тех, кто это объясняет (как в старом учительском анекдоте про Марию Ивановну - учительницу - "А вы нам так объясняли..." ) и это вопрос не обиды, а  только практико-ориентированности  - как рассказать так, чтобы не оттолкнуть... Что касается экуменизма и толерантности, тоже должны быть объяснения того, в чем разница в светкости или в религиозном понимании данного термина и их проявлениях - вообще, если говорить о том, что курс ДНК должне быть именно диалогом между..., то следует, не обижаясь друг на друга, решить и решать по мере возникновения проблему терминологии - что понимается там-то и там-то (в религии и в светском обществе) и постараться объяснить разницу и найти то общее, что объединяет - нам все время надо учитывать то, что люди, которые будут и должны будут совместно - вместе - если мы этого хотим, решать вопросы  духовно-нравственности, совершенно из разных сфер и имеют или разный багаж знаний и опыта или не имеют его их вообще.


  "Конкуренция в религии, да и в культуре идет по тому, кто более и далее, сравнительно с оппонентом, способен видеть и объяснять своего оппонента" –

ну это уже "высший пилотаж" - опять-таки, повторюсь, для того, чтобы это было, те, кто больше знает и хочет других научить чему-то ), открыть себя, (в данном случае религия) должен быть более снисходителен, терпим в отношении светских учителей и в тоже время уважать даже их незнание и неопыт, тем более, что они в данных своих НЕ не так уж и виноваты...а? Вот я - "совершенно такой экземпляр" - моя реакция совершенно в данном случае типичная и среднестатистическая - используйте ситуацию и "поупражнятесь на мне"...

 

Вот, приведу в качестве примера такого понимания-непонимания друг друга статью - далеко ходить не надо - таких споров тьма в сегодняшней нашей жизни - светское общество и религия говорят пока на "разных языках" - я думаю, что однажды уже религия "упустила" науку, спровоцировав и получив конфликт или спор религии и  науки, веры и разума - не упустить бы теперь опять тех, кого будем учить...Вот,  к примеру, развное понимание толерантности и употребление его разными людьми - таким примеров  у нас тьма, которые говорят о том, что прежде надо понять, что каждая сторона понимает под определенной терминологией, а потом уже спорить...

Татьяна Марголина: "Толерантность - это не попустительство пороку. Толерантность - это великодушие!"
Марина Крашина:
Понятие "толерантность" -- одно из ключевых в правозащитной практике. Неудивительно, что Уполномоченный по правам человека в Пермском крае Татьяна Марголина стала активным участником дискуссии, которую спровоцировало открытое письмо Епископа Пермского и Соликамского Иринарха, выступившего против "насаждения терпимости". Насколько обоснована позиция Владыки? В чем специфика русского понимания толерантности? В самом ли деле терпимость в обществе может привести к печальным последствиям? Об этом с Татьяной Марголиной побеседовала корреспондент "Известий".

вопрос: Татьяна Ивановна, я знаю, что вы не разделяете мнение Иринарха. Поясните, пожалуйста, свою позицию.
ответ: Я с уважением отношусь к Владыке и к его праву публично высказывать свою точку зрения. Но он исходит исключительно из своих религиозных убеждений, я бы даже сказала, консервативно религиозных. Между тем, нельзя забывать и о светской стороне вопроса. И поскольку в СМИ возникла дискуссия, было бы уместно досконально разобрать его значение, историю происхождения и смыслы, которые за ним стоят. Понять особенности существования слов "толерантность" и "терпимость" в русском языке


в: Владыка в своем письме как раз предпринял попытку скрупулезного анализа этих терминов, обратившись к их этимологии


о: Разумеется, есть определенная традиция понимания слова "терпимость". Вплоть до середины прошлого века оно трактовалось, как пассивная позиция: терпеть - значит, наступать на себя, уступать кому-то. Слово "толерантность", хотя и используется как синоним "терпимости", несет в себе другие смыслы. "Толерантность" - это активное социальное поведение, к которому человек приходит добровольно и сознательно. Более того: толерантность по духу, по сути своей очень близка россиянам. Скажите мне, ну кто против того, чтобы признавать возможность другого быть самим собой? Я думаю, что против этого не возражает ни одна религиозная конфессия и ни одна политическая партия.

в: Толерантность как жизненный принцип - явление относительно молодое. Может быть, именно поэтому он еще не усвоился массовым сознанием? Мол, жили раньше без толерантности - и ничего.

о: Это слова "толерантность" не было, а проблема была. Люди - изначально разные, и неприятие этой разности может довести мир до катастрофы, такой, как Вторая мировая война. После победы над фашизмом в 1945 году международное сообщество пришло к необходимости определить иные стандарты отношений между людьми. Ведь ужас Второй мировой вырос именно из нарушения прав, когда внутри Германии начались гонения на геев, инвалидов и евреев. Фашизм как раз исходит из допущения, что кого-то можно по определенному признаку признать недочеловеком. Для устранения угрозы нового фашизма была проведена серьезная международная работа, и строилась она на принципах договоренности. Процесс согласования - очень трудоемкий, и не случайно первая Декларация принципов толерантности родилась только в 1995 году. Представляете, сколько десятилетий понадобилось, чтобы договориться о едином толковании человеческих взаимоотношений! Декларация диктует стандарт, при котором я сохраняю свою индивидуальность, совесть, веру, политические убеждения, но в то же время принимаю "разность" другого. Я признаю, что он может и должен жить рядом со мной. Это очень непросто усвоить, но постепенно принципы толерантности проникают в устои общественные и государственные.

в: Иринарх как раз призывает противиться этому проникновению. Вплоть до запрета уроков толерантности в школе и конференций, посвященных смежным вопросам. По его мнению, все это - следствия демонизирующего влияния Запада


о: Новые принципы действительно стали внедряться на государственном уровне. С 2000 года ведется активная работа в школах, вузах, учреждениях культуры - работа, основанная на принципе уважения к "разности" другого, призванная предотвратить конфронтацию на этой почве. Что касается западного влияния, то мне хотелось бы разрушить этот стереотип. Толерантность - это не западное учение, это - результат напряженной совместной работы самых разных стран. Если бы Россия не принимала участия в формировании принципов терпимости и не была с ними согласна, то они бы просто не установились в нашей стране. А раз мы приняли новый стандарт, мы обязаны начать общественную работу - в том числе, и в образовательных учреждениях. Это нормально


в: И все-таки, в какой форме проходят те школьные "уроки терпимости", которые критикует Епископ?

о: Сегодня уже есть пул учителей, способных проводить грамотную образовательную работу. И это совершенно не обязательно должны быть уроки толерантности и специалисты по толерантности. Обучение может проходить на уроках обществознания, психологии, конфликтологии в режиме тренингов. Не так важно, как это называть - важно, чтобы дети научились принимать друг друга вне зависимости от национальности, пола или семейного достатка. Нести культуру отношений может каждый учитель и человек. И в конечном счете человек все равно определяется с позицией сам. Получив весь объем знаний, он - и никто другой - решает, как ему относиться к жизни, как себя вести.

в: Интересно, почему Епископ выступил с критикой толерантности именно сейчас, ведь общественная работа в Перми, как вы сказали, ведется уже не первый год?


о: Я думаю, что выступление Владыки связано не только с пермской ситуацией. Русскую православную церковь на протяжении многих веков волновала действительно важная проблема - проблема нравственности, духовности. И когда мы говорим о ценности каждого индивидуума, это не принимается ими, потому что для них первостепенна нравственная оценка - насколько его образ жизни соответствует принципам православия. То есть дело здесь в концептуальном подходе к человеку. С другой стороны, именно православная церковь всегда практиковала милосердное отношение к падшим. Помогала тем, кто находится в местах лишения свободы, к тем, кто сидит на паперти. Именно в православных монастырях находили себе приют сирые и убогие.


в: С чем же тогда связана "нетерпимость к терпимости", которую продемонстрировал Епископ?

о: Мне кажется, радикальная позиция Иринарха связана с отрицанием некоторых новых стандартов относительно тех проявлений человека, которые не были когда-то характерны для российской действительности. Например, терпимость к лицам нетрадиционной сексуальной ориентации. Но ведь общество само пришло к этому. По данным психологов, нетрадиционная ориентация - это не социальное поведение, это природная особенность, как, например, темперамент. Разве мы можем идти против природы человека?


в: Видимо, проблема в том, что в церковной догматике есть понятие порока, и оно выше, чем светское понятие толерантности?


о: Само назначение религии - своими ценностями влиять на общество, находить тех, кто их разделяет, и объединять их. Мир многообразен, люди, которые верят в того или иного бога, исповедуют определенные принципы, но они не могут отказывать другим людям в праве на жизнь.


 4.Кстати, не дала бы такие однозначные характеристики, мне кажется, никто уже религию не воспринимает, как нечто экстравагантное или странное  в нашей жизни + Не стала бы и говорить, что атеизм сегодня для всех дело обычное –

- Вы по-своему правы - с точки зрения психологической и социологической. Но совершенно иначе я говорю с точки зрения смыслового определения наших чувств. Это не легко объяснить, поскольку современный менталитет вообще не различает смысловую глубину чувств от той их поверхности, которая без этой глубины являет собой пустые и субъективные эмоции.  Я ведь не о том говорю, как людям нравится религия или какие эмоции "естественности" они по ее поводу переживают. Речь идет о глубокой, независимой от настроений и во многом не осознаваемой убежденности. Сегодня много внешних симпатий к религии как к чему-то интересному, или жутковатому, или увлекательному, необычному, странному, но мало спокойной, серьезной убежденности, каковая и представляет собой ту "естественность", о которой стоит говорить на философском или богословском уровне.

-  Вы-то, опять-таки, сталкиваться и дело иметь будете как раз с именно таким вот "менталитетом" - что ж делать, раз такое вот "наследство" досталось, значит, это и надо учитывать, на это и надо ориентироваться


5. Речь сегодня идет о такой секуляризации науки, которая скользит в безбожие (подобно тому, как уважение к науке скользит в сознании наших современников к ее слепому культу, скользит в сциентизм). Приходится говорить о крайней свободе научной мысли, доходящей до разрыва с религией. А это ведет к самому острому вопросу о христианском смысле общего разрыва с религией современного сознания –

 - ТД: По-моему, разрыв этот давно уже был и существует; на мой взгляд, сегодня он, напротив, не так стал остро подниматься наукой, сколь религией - хотя, может быть, Вы и правы, наука стала гораздо равнодушнее к обсуждению вопроса "Есть ли Бог? Если есть, почему никак себя не проявляет?" и мне думается, что это совсем не означает кажущихся Вам "продажи учеными души науке", безнравственности науки, увлечения ролью и проч. - кстати, мне кажется, что Ваша собеседница Юлия тоже именно это отмечает, вторя мне... - я думаю, что наука гораздо спокойнее относится к вопросу о существовании Бога - не равнодушно, а именно спокойнее - делает свое дело, увлеченно стараясь объяснить своими методами окружающую действительность - честно и объективно и порицать ее можно разве только что за то, что она КАК РАЗ не ставит вопрос о том,  в результате чего происходят эти научные открытия - в результате Божьего Откровения или того, что человеческий разум смог что-то объяснить...кстати, и К.ЛЬюис о том же, как мне кажется. Просто, для некоторых из ученых результаты их исследований становятся путем возвращения к истине и Богу, для других - пока нет, что не исключает  в будущем такого возврата - к Богу идут разными путями  - и сердцем и разумом.

 
6.Далее того места, до которого я дошел, в книге Льюиса начинается переход к теме христианства через вопрос о грехе.  Льюис верно и решительно ставит акцент на теме греха. Без осознания греха христианство просто никому не нужно и бессмысленно. Но я пока затрудняюсь идти здесь своими уроками за Льюисом, поскольку надо еще многое, еще решительнее надо сказать. Но как сказать НЕверующим, что мы познаем свой грех глубоко только в обратном свете веры. Здесь тот круг сознания, в который прорываемся мы только благодатью Божией+ И здесь черта, за которую нельзя неосторожно переводить детей. Не для них горький, ужасный опыт жизни, опыт греха...

 ТД: Мне кажется очень интересным опыт организации курса на основе книги Льюиса, но думаю, что такой курс может быть организован не для всех детей, а тех, кто имеет уже какие-то знания о  религии в целом. Гораздо интереснее мне представляется Ваша идея о том, что курс ДНК д.б. диалогом между...я бы так его и построила - в виде диалога двух мировоззренческих позиций по важнейшим темам, а к ним давала бы "иллюстративный" материал - в том числе, и рассмотрение некоторых тем у К.Льюиса - прямо вашими уроками - перемежая их материалом, более привычным для изложения для школьников; тема греха, согласна, самая сложная для понимания, уяснения, осознания,  а главное - принятия на личностном уровне - она и более "непривлекательна" (простите мою дерзость) во всем, но ведь она - основа и суть христианства - как это "подавать" детям -может быть, тоже через понимание Добра и Зла, вернувшись к этой теме, тем более, что с нее начинался курс, и в этом контексте  давать сложный материал человеческого "грехопадения" ( и ведь его надо таким образом давать, чтобы вывести идею осознания греха и смирения, и спасения) - мне кажется, этот материал должен иметь понятный для детей - разного возраста -"выход" в поведенческое русло прикреплю для Вас автореферат докторской диссертации - прочтите, может быть, он Вам покажется полезной и даст "толчок" для  дальнейших размышлений.

 

16.09. 2009.  От ИК для ТШ.

(3-е письмо, после перерыва)

Пытаюсь ответить на Ваши вопросы. Воспроизвожу их вместе с Вашими цитатами из прошлых писем. Свои ответы выделяю жирной точкой (остальное – текст Вашего письма). Вы говорите о моих словах:

 

Два тезиса совершенно созвучны:

 1.Т.Д. об экуменизме - кстати, совершенно разделяю…

 -  КК «рад нашему согласию, но я бы отметил еще различие между религиозным принципом экуменизма и светским - толерантности. Когда Вы далее будет возражать против критики религиоведения и подозревать в утверждении иерархии религий с христианской вершиной ТОЛЬКО высокомерие христиан, это различие не будем Вами принято во внимание".


2. КК «Но христианство это не "вид", а "род" религии»

- ТД  Не примите мои слова за обидные, но как только я слышу суждения по поводу чьих ли то ни было бы притязаний на что-то…

 КК «За такими словами, конечно, и в этом Вы правы, легко скрывается высокомерие. Но к нему эти слова не сводятся. Извращение не должно в наших глазах дискредитировать истину. Ваши слова учат меня тому, что от подозрения здесь нелегко отделаться, и что эта тема скорее - для внутреннего употребления среди христиан. Для внешнего наблюдения дается только та сторона дела, что важнейшее выражение превосходства христианства над другими религиями - уважение к ним»

 - ТД. из чего это видно? это уважение?

 

Отвечаю Вам, выделяя свой текст точкой.

  • Не из чего не видно – Вы правы. Бывало в истории (в эпоху апологетов и др.), что было видно, но не сегодня. Все больше ценю Ваши вопросы, которые все сильнее «прижимают» меня, давая ощутить, что я не готов к ответам. У нас сегодня (этим мы печально отличаемся от Запада) стремление искать врагов находит место в церкви, и не только в церковной политике, но и в проповеди. Однако есть важные христианские экуменические документы. Есть решения последнего католического собора, последующие разъяснения католиков об экуменизме. Есть материалы международного христианского экуменического движения. Есть экуменические богословские работы. Уважение к иным религиям - в самой атмосфере, более того - природе современного западного богословия. Все это есть, но…
  • Но у нас само слово «экуменизм» стало бранным. Это, конечно, наше церковное безобразие. «Из-за вас имя Божие хулится среди язычников».
  • Есть объективные причины. Тему экуменизма нелегко изложить понятным и приемлемым для всех образом. Мы стоим перед проблемой раскола культурной и религиозной жизни, а экуменизм требует разъяснения именно этой проблемы, требует углубиться в отношения между культурой и религией. Главная тема философии и богословия экуменизма: религиозные и конфессиональные различия как различные пути к Богу в разных культурах. Мы перед проблемой замкнутого круга, в который можно прорваться только решительным движением мысли.
  • Есть общий культурно-политический вопрос, как о 1. необходимости, так и о 2. пределах демократизации и популяризации в области мысли.
  • Распространено ложное, дискредитирующее понимание экуменизма, без уважения к религиозным и конфессиональным различиям.
  • Формальное отличие религиозного движения экуменизма от светского принципа толерантности сразу понятно на формальном уровне. Толерантность - формальный социально-политический принцип, а экуменизм касается содержательных и существенных проблем религиозного учения, более того – религиозных различных учений. Это куда серьезнее и труднее. Один, но для христианства главный, пример показывает всю значительность и трудность проблемы. В контексте современной культуры теряет смысл и не удается объяснить ядро христианского вероучения о Троичности Лиц в Боге. Изменилось главное для нашей культуры понятие «лица» или личности. Это понятие настолько глубоко секуляризировалось, что при этом и секуляризацию надо понять во всей ее глубине и значительности для религии. В результате, на Западе верующие устраняют из центра внимания догмат Троицы, скользят в сторону отвлеченного теизма (что облегчает и удешевляет путь экуменизма). Прикрывается это формализованным характером западной религиозной мысли. Наше восточное христианство обретает черты тритеизма, веры в трех богов. Прикрывается это мистифицированным характером нашей религиозной мысли, ее своеобразным поэтизмом, когда, спекулируя на мистике, экзальтированно декларируют «непостижимость» догмата Троицы. Полностью теряется соображение, что таким образом поддерживают основу современного неверия, разделяющего веру и разум, что теряется отличие христианской мистики света (когда углубление в тайну неразделимо от света и понимания) от непроясненного восточного мистицизма…
  • Я не считаю дело безнадежным. Бог поможет, если мы откроемся Ему, открываясь нашим трудностям и проблемам. Но надо действовать решительно. Требования простоты необратимы, но простота никак не упрощение и примитивизм. Она даром не дается, дается только величайшим трудом. Я задаю вопрос: достаточно ли мы трудимся на духовном пути мысли? Его не надо сводить к нашему запутанному и ставшему слишком наукообразным богословию. Это, скорее, путь свободных и ответственных личных размышлений об основных духовных проблемах жизни. Но вспоминаются риторические вопросы упомянутого вами Петра Чаадаева: кто у нас думает, кто у нас думает за нас? Чаадаев сетовал на лень и неподвижность нашей мысли. Сегодня опасность с другой стороны. Царит суетное увлечение наукообразной мыслью. Духовная мысль сводится к специальным научным исследованиям. Особенно опасно тонкое и самое ядовитое лицемерие «честного объективизма ученого», которое не удается сразу заметить и разъяснить. Господствует академическое мещанство, превращающее достойную уважения прозаическую работу ученого в достижения чуть ли не пророческого вдохновения.
  • Как видите, я сразу же по-своему в первом вопросе касаюсь и остальных.

 

 3. КК «Главным, однако, остается дело мысли. Конкуренция в религии, да и в культуре идет по тому, кто более и далее, сравнительно с оппонентом, способен видеть и объяснять своего оппонента. Факт интеллектуальной, религиозной жизни: христианство способно понимать и объяснять иные религии так, как они не могут объяснить не только христианство, но и себя сами. Можно и здесь остановится на внешнем взгляде, усомнившись в том, кто понял, а кто нет. Но для дела мысли здесь сомнений нет.  Именно здесь религиозный экуменизм, инициатором которого в современном мире является христианство, весьма отличается от формальной, светской толерантности»

- ТД: Чувствую, что немного обидела Вас своим высказыванием о притязаниях христанства - ни в коем слычае не подозревала их в высокомерии - если помните, специально и спрашивала Вас о том, на чем основаны претензии христиан на то, что "только они....и т.д. и т.п.". Значит, основание для этого - уважительное отношение к другим религиям со стороны христианства и то, что только христианство способно понимать и объяснить другие религии всем и  в том числе и им самим их собственную суть? Если честно, звучит не очень убедительно и убеждающе - надо, наверное, иметь какое-то достаточно простое и четкое объяснение христианских притязаний и особенно для людей, далеких от теологии и богословия - представьте себе, например, обычных наших учителей...я исхожу из того, что им как-то это все надо тоже объяснять... Если же у людей, которые слушают объяснения возникает ощущение высокомерия христианства, то, сами понимаете, надо что-то менять в самих объяснениях...и тех, кто это объясняет (как в старом учительском анекдоте про Марию Ивановну - учительницу - "А вы нам так объясняли..." ) и это вопрос не обиды, а  только практико-ориентированности  - как рассказать так, чтобы не оттолкнуть... Что касается экуменизма и толерантности, тоже должны быть объяснения того, в чем разница в светкости или в религиозном понимании данного термина и их проявлениях - вообще, если говорить о том, что курс ДНК должне быть именно диалогом между..., то следует, не обижаясь друг на друга, решить и решать по мере возникновения проблему терминологии - что понимается там-то и там-то (в религии и в светском обществе) и постараться объяснить разницу и найти то общее, что объединяет - нам все время надо учитывать то, что люди, которые будут и должны будут совместно - вместе - если мы этого хотим, решать вопросы  духовно-нравственности, совершенно из разных сфер и имеют или разный багаж знаний и опыта или не имеют его их вообще.

 

  • О каких-либо обидах не может быть и речи. Смысл диалога - в нелицеприятной откровенности. Истинное уважение, а не просто любезности, это и подразумевает.  Не говорю уже о важности темы, перед которой не до обид.
  • Поиск слов для взаимопонимания очень важен. Но на этом пути надо искать живые слова, ясно отличая их от специальных терминов. Мы говорим о «терминологии», не обращая на это внимания. Следующий вопрос продолжает эту тему:


  "Конкуренция в религии, да и в культуре идет по тому, кто более и далее, сравнительно с оппонентом, способен видеть и объяснять своего оппонента" –

- Т.Д. Ну это уже "высший пилотаж" - опять-таки, повторюсь, для того, чтобы это было, те, кто больше знает и хочет других научить чему-то ), открыть себя, (в данном случае религия) должен быть более снисходителен, терпим в отношении светских учителей и в тоже время уважать даже их незнание и не опыт, тем более, что они в данных своих НЕ не так уж и виноваты...а? Вот я - "совершенно такой экземпляр" - моя реакция совершенно в данном случае типичная и среднестатистическая - используйте ситуацию и "поупражнятесь на мне"...

 

  • «Высший пилотаж» - пустота, если нет простоты мысли. Но нужна простота на основе уважения к нашему естественному разуму, а потому и к собеседнику. Вы не можете быть «экземпляром для упражнений», поскольку являетесь полномочным судьей нашего дела мысли и в то же время ответственным ответчиком. В этом важность диалога, который, к моей радости, понравился Вам как принцип мысли. Главное значение диалога -  диалогичны наши христианские отношения с Богом.
  • Забегая вперед в Ваши вопросы, встречно спрошу Вас как человека нашей общей европейской культуры. Так ли уж Вам непонятно превосходство религии свободной и благодарной любви к Богу над религией страха и принуждения; превосходство религии сознательной личной убежденности над слепой покорностью догматам религиозной общины; религии уважения каждой человеческой личности над этнической религией эмоционально-мистического слияния с народом? Но именно это составляет главную особенность христианства.
  • И как только Вы за диалог в сфере мысли – Вы уже за христианство. Диалог с Богом, благословляющий наши диалоги, – свободное христианское доверие Богу, Богу любви к нам. Что Бог нас любит, знают почти все религии. Что «Бог ЕСТЬ Любовь», что Он любит нас до страшной Самоотверженности Креста, до явления Себя в нашем человеческом Образе как Его собственном, что через этот Образ Он Духом Своим живет нашим духом и дает нашему духу Его Дух и Его Жизнь - это знает только христианство, знающее Бога во Христе, осознающее это вполне в порядке рефлексии в том же догмате Троицы. В христианстве разъяснена глубина иных религий. Упускать ли это из вида, если мы хотим разъяснить смысл религии, поскольку это звучит не толерантно? Далеко ли уедешь на толерантности?

 

Вот, приведу в качестве примера такого понимания-непонимания друг друга статью - далеко ходить не надо - таких споров тьма в сегодняшней нашей жизни - светское общество и религия говорят пока на "разных языках" - я думаю, что однажды уже религия "упустила" науку, спровоцировав и получив конфликт или спор религии и  науки, веры и разума - не упустить бы теперь опять тех, кого будем учить...

 

  • Совершенно с Вами согласен, и разделяю Вашу озабоченность.


 4.Т.Д.Кстати, не дала бы такие однозначные характеристики, мне кажется, никто уже религию не воспринимает, как нечто экстравагантное или странное  в нашей жизни + Не стала бы и говорить, что атеизм сегодня для всех дело обычное –

- КК. Вы по-своему правы - с точки зрения психологической и социологической. Но совершенно иначе я говорю с точки зрения смыслового определения наших чувств. Это не легко объяснить, поскольку современный менталитет вообще не различает смысловую глубину чувств от той их поверхности, которая без этой глубины являет собой пустые и субъективные эмоции.  Я ведь не о том говорю, как людям нравится религия или какие эмоции "естественности" они по ее поводу переживают. Речь идет о глубокой, независимой от настроений и во многом не осознаваемой убежденности. Сегодня много внешних симпатий к религии как к чему-то интересному, или жутковатому, или увлекательному, необычному, странному, но мало спокойной, серьезной убежденности, каковая и представляет собой ту "естественность", о которой стоит говорить на философском или богословском уровне.

Т.Д  Вы-то, опять-таки, сталкиваться и дело иметь будете как раз с именно таким вот "менталитетом" - что ж делать, раз такое вот "наследство" досталось, значит, это и надо учитывать, на это и надо ориентироваться.

  • Такова наша с Вами общая забота и ответственность.

 

5. КК. «Речь сегодня идет о такой секуляризации науки, которая скользит в безбожие (подобно тому, как уважение к науке скользит в сознании наших современников к ее слепому культу, скользит в сциентизм). Приходится говорить о крайней свободе научной мысли, доходящей до разрыва с религией.  А это ведет к самому острому вопросу о христианском смысле общего разрыва с религией современного сознания».

-  ТД: По-моему, разрыв этот давно уже был и существует; на мой взгляд, сегодня он, напротив, не так стал остро подниматься наукой, сколь религией - хотя, может быть, Вы и правы, наука стала гораздо равнодушнее к обсуждению вопроса "Есть ли Бог? Если есть, почему никак себя не проявляет?" и мне думается, что это совсем не означает кажущихся Вам "продажи учеными души науке", безнравственности науки, увлечения ролью и проч. - кстати, мне кажется, что Ваша собеседница Юлия тоже именно это отмечает, вторя мне... - я думаю, что наука гораздо спокойнее относится к вопросу о существовании Бога - не равнодушно, а именно спокойнее - делает свое дело, увлеченно стараясь объяснить своими методами окружающую действительность - честно и объективно и порицать ее можно разве только что за то, что она КАК РАЗ не ставит вопрос о том,  в результате чего происходят эти научные открытия - в результате Божьего Откровения или того, что человеческий разум смог что-то объяснить...кстати, и К.ЛЬюис о том же, как мне кажется. Просто, для некоторых из ученых результаты их исследований становятся путем возвращения к истине и Богу, для других - пока нет, что не исключает  в будущем такого возврата - к Богу идут разными путями  - и сердцем и разумом.

 

  • Не важны мои выражения, какими бы неудачными они ни были. Я разъяснил, в каком смысле лицемерно увлечение ролью ученого и безнравственна наука. Увлечение ролью – необходимое условие ее исполнения, но можно потерять себя и свои духовные интересы в чрезмерном, слепом таком увлечении. Тогда ученый, простите за выражение, «продает свою душу науке». Есть простительное и даже необходимое (в деле самой мысли, а не в порядке возвращения ученого к своим личным интересам при выходе из роли) отстранение научного знания от любой нашей заинтересованности, в том числе духовной. Современная наука автономна и независима от веры и богословия. Но совсем другое дело - идеология сциентизма и фанатического атеизма. Об этом я говорил и не могу ничего более сказать, пока Вы не примите во внимание тот смысл, который подразумевают, а не просто навевают, мои слова. Об этом я писал Ю.К.


6.КК. Далее того места, до которого я дошел, в книге Льюиса начинается переход к теме христианства через вопрос о грехе.  Льюис верно и решительно ставит акцент на теме греха. Без осознания греха христианство просто никому не нужно и бессмысленно. Но я пока затрудняюсь идти здесь своими уроками за Льюисом, поскольку надо еще многое, еще решительнее надо сказать. Но как сказать НЕверующим, что мы познаем свой грех глубоко только в обратном свете веры. Здесь тот круг сознания, в который прорываемся мы только благодатью Божией+ И здесь черта, за которую нельзя неосторожно переводить детей. Не для них горький, ужасный опыт жизни, опыт греха...

-  ТД: Мне кажется очень интересным опыт организации курса на основе книги Льюиса, но думаю, что такой курс может быть организован не для всех детей, а тех, кто имеет уже какие-то знания о  религии в целом. Гораздо интереснее мне представляется Ваша идея о том, что курс ДНК д.б. диалогом между...я бы так его и построила - в виде диалога двух мировоззренческих позиций по важнейшим темам, а к ним давала бы "иллюстративный" материал - в том числе, и рассмотрение некоторых тем у К.Льюиса - прямо вашими уроками - перемежая их материалом, более привычным для изложения для школьников; тема греха, согласна, самая сложная для понимания, уяснения, осознания,  а главное - принятия на личностном уровне - она и более "непривлекательна" (простите мою дерзость) во всем, но ведь она - основа и суть христианства - как это "подавать" детям -может быть, тоже через понимание Добра и Зла, вернувшись к этой теме, тем более, что с нее начинался курс, и в этом контексте  давать сложный материал человеческого "грехопадения" ( и ведь его надо таким образом давать, чтобы вывести идею осознания греха и смирения, и спасения) - мне кажется, этот материал должен иметь понятный для детей - разного возраста -"выход" в поведенческое русло…

 

  • Замечательно, если Вы найдете время для построения такого диалога и позволите помогать Вам. Я прятался за спину Льюиса, пытаясь говорить простым языком. У меня нет его литературного таланта. Я с удовольствием прячусь и за Вас, пытаясь участвовать в создании курса ДНК. У меня нет Вашего педагогического знания и опыта, нет масштабного знания школы и проблем ее организации, есть только некоторый особенный опыт работы в теологических высших учебных заведениях.

---------------------------

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


[1] (я старался - могу показать свои «достижения»).

[2] (которая по существу непостижима, а потому-то и просто ее понять, - если не «налегать» на нее с неуместными требованиями изобразительности)

[3] Фома Аквинский говорил, что во всякой человеческой мысли скрывается мысль о Боге, а во всяком стремлении к благу - предчувствие божественного Блага.


[i] Самые большие препятствия на пути духовного познания не в том, что мы чего-то не умеет помыслить своими усилиями, а в том, что мы не слышит того, что уже даровано нам в глубине души. Бог присутствуют в том «подсознательном», которое вопреки светскому психоанализу, составляет не «материальный базис» или «действующую причину» нашей души, а ее истинную глубину. … Не раз Иисус говорит, что его истинные последователи, Его «овцы» слышат Его голос, и это те, кого хочет вручить Ему Бог Отец. Надо перед Богом молчать,  давая себе услышать то, что слышит глубина души. А что иное совесть? Тертуллиан говорил: «верь себе и поверишь Богу».  В том дело, пафос задачи курса ДНК, чтобы стало ясно: изменяя Богу, мы изменяем себе, своим глубочайшим духовным потребностям.

 

[ii] Общее название курса:

 

ДОБРО И ЗЛО КАК КЛЮЧ К ПОНИМАНИЮ ВСЕЛЕННОЙ

Часть 1-ая

ЗАКОН ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ

 

Урок 1.

Объективность нравственного закона.

 

Эту объективность можно отрицать на словах, но не в действительности. В сфере нравственности мы познаем живую истину жизни, которая выходит за пределы научного представления о фактической истинности. Сразу можно понять, что научное знание не исчерпывает познания, более того – не достигает его нравственной, духовной глубины. Достаточно понять одно: знание о том, что ДОЛЖНО существовать, что хорошо или плохо, прекрасно или безобразно, человечно или бесчеловечно, принципиально выходит за пределы всего фактически существующего. Когда мы говорим, что нечто должно или не должно быть, мы, осознает это или нет, становимся выше всего, что просто ЕСТЬ.

 

Когда люди рассуждают, как это полагается в науке, бесстрастно и равнодушно обо всем на свете, включая и нравственно-духовные темы, они обманывают себя, если надеются таким образом познать все и самое главное в жизни. Вовлекаясь в условную роль ученого, бесстрастного наблюдателя фактов, мы устраняем из познания свою живую душе, свое подлинное «я». На почве слепого увлечения наукой рождается самое глубокое лицемерие людей, которые подменяют свою собственную мысль отправлением роли ученого. Практически полезное, но принципиально отвлеченное от наших интересов, живущее приемами, методиками, техникой мысли, это мышление осуществляется не от лица нашего духовного «я», а от обезличенного «лица» стихии научного мышления.[ii]

 

Безнравственность, а вслед этому и безбожие – не просто недомыслие или ошибка, как многие думают или хотят думать, а, во-первых, лицемерие, лукавство человека перед собой, предательство им голоса своей совести и своих сокровенных духовных интересов.

 

Происходит это с момента отрицания истинности и объективности за голосом своей совести и за тем, что мы понимаем как предъявленные нам, возможно непонятно кем, но вполне правильно как мы чувствуем, нравственные требования. Лицемерие безбожия, нежелания думать о Боге и вечной жизни, разоблачается в решающих моментах жизни, когда мы страдаем, остро ощущаем свою вину, встаем перед смертью. Но это проявляется уже и во всякой достаточно сильной заинтересованности, например, - в ссорах:

1.

Как люди ссорятся между собой? Каждый  старается показать: то, что он сделал, на самом деле не идет вразрез с этим стандартом поведения, а если все-таки идет, то для этого имеются особые извинительные причины.

 

Фактически выглядит так, что обе стороны имели в виду какого-то рода Закон или Правило честной игры, или порядочного поведения, или морали, или чего-то в этом роде, относительно, чего они оба согласны. И это действительно так. Если бы они не имели в виду этого Закона, они могли бы, конечно, драться, как дерутся животные, но не могли бы ссориться и спорить по-человечески. Ссориться - значит стараться показать, что другой человек не прав. И в этом старании не было бы смысла, если бы между вами и им не существовало какого-то рода согласия в том, что такое добро и что такое зло.

2.

когда мыслители древности называли законы добра и зла "законами природы", они подразумевали под этим "закон человеческой природы". Их идея состояла в том, что, как все физические тела подчиняются закону тяготения, как все организмы подчиняются биологическим законам, так и существо по имени человек имеет свой закон – с той великой разницей, однако, что физическое тело не может выбирать, подчиняться ли ему закону тяготения или нет, тогда как человек имеет право выбора - подчиняться ли ему закону человеческой природы или нарушать его.

3.

Этот закон назвали "естественным", потому что люди думают, что каждый человек знает его инстинктивно и поэтому никого не надо учить ему. Рассматривая человечество в целом, люди полагали, что человеческая идея о приличном поведении очевидна для каждого. Если бы нацисты не знали в глубине своего сердца так же хорошо, как и мы с вами, что им следовало подчиняться голосу добра, если бы они не имели представления о том, что мы называем добром, то, хотя нам и пришлось бы воевать против них, мы смогли бы их винить в содеянном ими зле не более, чем в цвете их волос.

 

Урок 2.

Обычные возражения и ответ на них.

 

Поскольку человек в глубине души знает нравственный Закон[ii], он также не может не знать, что он нарушает его,  а его утверждения о необъективности, неистинного этого Закона, есть основание для самооправдания в непослушании Закона. Продолжая себя обманывать, люди находят различные «аргументы» в защиту своего мнения о необъективности, неистинности Закона, выдвигают одно возражение за другим против свидетельства о его истинности. Основные, типичные эти возражения разоблачает Льюис:

1.

по мнению некоторых людей, закон порядочного поведения, знакомый всем нам, не имеет под собой твердого основания, потому что в разные века  различные цивилизации придерживались совершенно несхожих взглядов на мораль. Но это неверно. Различия между взглядами на мораль действительно существовали, но они всегда касались лишь частностей.

 

Представьте себе страну, где восхищаются людьми, которые убегают с поля битвы, или где человек гордится тем, что обманул всех, кто проявил к нему истинную доброту. Вы с таким же успехом можете представить себе страну, где дважды два будет пять.

 

Люди расходились во взглядах на то, по отношению к кому не следует быть эгоистичным, - только ли к членам своей семьи, или к тем, кто живет вокруг, или вообще ко всем людям. Однако они всегда были согласны в том, что не следует ставить на первое место самого себя. Эгоизм никогда и нигде не считался похвальным качеством.[ii]

2.

Еще раз подтверждается лукавая двусмысленность попыток отрицать объективную истинность нравственного Закона:

 

Однако самое замечательное состоит в следующем. Когда бы вам ни встретился человек, утверждающий, что он не верит в реальность добра и зла, уже в следующий момент вы увидите, как этот же человек сам возвращается к отвергнутым им принципам. Он может нарушить обещание, данное вам, но если вы попробуете нарушить обещание, данное ему, то не успеете вы и слово вымолвить, как он станет жаловаться: «Это несправедливо».

3.

мы вынуждены верить в подлинное существование добра и зла. Временами люди могут ошибаться в определении их, как ошибаются, скажем, при сложении чисел, но понятие о добре и зле не в большей мере зависит от чьего-то вкуса и мнения, чем таблица умножения.

 

Льюис предупреждает о важных выводах, которые последует из сказанного. Но пока - это краткое отступление, подтверждающее объективность Закона – мы вынуждены будем его признавать и тогда, когда это оказывается для нас крайне опасной и горькой истиной. А наши возражения против Закона выражают особенное желание оправдаться. Но после этого замечания Льюис далее продолжает опровергать возражения:

 

А теперь, если вы согласны со мной в этом пункте, мы перейдем к следующему. Он состоит в том, что никто из нас по-настоящему не следует закону природы. Мы верим в порядочность настолько глубоко – мы испытываем на себе такое сильное давление этого закона или правила, что не в состоянии вынести того факта, что нарушаем его, и в результате пытаемся списать свою ответственность за нарушение… на что-то другое.

(конец отступления)

4.

Убедительное остроумное замечание наводит на мысль, что, в конечном счете, наши возражения против объективности Закона -  самооправдание из-за чувства вины:

 

Вы заметили, что мы подыскиваем объяснения только нашему плохому поведению? Только наше плохое поведение мы объясняем тем, что были усталыми, или обеспокоенными, или голодными. Свое хорошее поведение мы не объясняем внешними причинами: мы ставим его исключительно в заслугу себе.

В итоге, в самом общем и бесспорном виде:

Итак, я хочу обратить ваше внимание на два пункта. Первое: человеческие существа во всех частях земного шара разделяют любопытную идею о том, что они должны вести себя определенным образом. Они не могут отделаться от этой идеи.

 

Второе: в действительности, они не ведут себя таким образом. Они знают естественный закон, и они нарушают его. На этих двух фактах основано наше понимание самих себя  и той Вселенной, в которой мы живем. Если это фундамент, то прежде, чем идти дальше, лучше остановиться и укрепить его

«Второе» будет рассмотрено подробнее через некоторое время.

 

Урок 3.

Дальнейшие возражения и ответ на них.

(У Льюиса – это Глава 2-ая «Несколько возражений»)

1.

"Не является ли то, что Вы называете моральным законом, просто нашим стадным инстинктом, и не развился ли он так же, как все наши другие инстинкты?"

 

Конечно, иногда мы испытываем сильное желание помочь другому человеку, и нет сомнений в том, что такое желание возникает в нас благодаря стадному инстинкту. Но почувствовать желание помочь совсем не то же самое, что чувствовать: ты должен помочь, хочешь этого или нет. Предположим, вы слышите крик о помощи от человека, находящегося в опасности. Вы, возможно, почувствуете при этом два желания: одно - помочь ему (в силу своего стадного инстинкта) и другое желание – держаться подальше от опасности (в силу инстинкта самосохранения). Однако в дополнение к этим двум импульсам вы обнаружите в себе третий, который говорит вам, что вы должны следовать тому импульсу, который толкает вас помочь, и должны подавить в себе желание убежать. Это побуждение, которое судит между двумя инстинктами, которое решает, какому инстинкту надо следовать, а какой подавишь, само не может быть ни одним из них. …

2.

Еще  указание, что нравственный закон - это не просто один из наших инстинктов. Если два инстинкта находятся в противоречии друг с другом и в разуме нашем нет ничего, кроме них,  то, вполне очевидно, победил бы тот инстинкт, который сильнее. Однако в те моменты, когда мы особенно остро ощущаем воздействие этого закона, он подсказывает нам следовать тому из двух импульсов, который, наоборот, слабее. Вы, вероятно, гораздо больше хотите не рисковать собственной безопасностью, чем помочь человеку, который тонет; но нравственный закон, тем не менее, побуждает вас помочь тонущему.

3.

На этот вопрос можно взглянуть с третьей стороны. Если бы нравственный закон был одним из наших инстинктов, мы могли бы указать на определенный импульс внутри нас, который всегда был бы в согласии с правилом порядочного поведения. Но мы не находим в себе такого импульса. Среди всех наших импульсов нет ни одного, который нравственный закон никогда не имел бы оснований подавлять, и ни одного, который ему никогда не приходилось бы стимулировать. Строго говоря, нет таких понятий, как хорошие и плохие импульсы.

4.

Понимания Закона как простого импульса крайне опасно:

Самая опасная вещь, на которую способен человек, - это избрать какой-то из присущих ему природных импульсов и следовать ему всегда, любой ценой. Нет у нас ни одного инстинкта, который не превратил бы нас в дьяволов, если бы мы стали следовать ему как некоему абсолютному ориентиру.

 

Вы можете подумать, что инстинкт любви ко всему человечеству всегда безопасен. И ошибетесь. Стоит вам пренебречь справедливостью, как окажется, что вы нарушаете договоры и даете ложные показания в суде "в интересах человечества", а это в конце концов приведет к тому, что вы станете жестоким и вероломным человеком.

5.

"Может быть, то, что Вы называете нравственным законом, на самом деле - общественное соглашение, которое становится нашим достоянием благодаря полученному образованию?" Я думаю, подобный вопрос возникает из-за неверного понимания некоторых вещей. Люди, задающие его, исходят из того, что если мы научились чему-то от родителей или учителей, то это "что-то"- непременно человеческое изобретение. Однако это совсем не так.

 

Все мы учим в школе таблицу умножения. Ребенок, который вырос один на заброшенном острове, не будет знать этой таблицы. Но из этого не следует, что таблица умножения - лишь человеческое соглашение,  изобретенное людьми, что они могли бы изобрести и на иной лад, если бы захотели. Я полностью согласен, что мы учимся правилу порядочного поведения от родителей, учителей, друзей и из книг, точно так же как мы учимся всему другому. Однако только часть этих вещей, которым мы учимся, просто условные соглашения, и они действительно могли бы быть изменены; например, нас учат держаться правой стороны дороги, но мы с таким же успехом могли бы пользоваться правилом левостороннего движения. Иное дело - такие правила, как математические. Их изменить нельзя, потому что это реальные, объективно существующие истины.Вопрос в том, к какой категории правил относится естественный закон.

6.

Существуют две причины, говорящие за то, что он принадлежит к той же категории, что и таблица умножения.

 

Первая, как я сказал в первой главе, заключается в том, что, несмотря на различный подход к вопросам морали в разных странах и в разные времена, эти различия несущественны. Они совсем не так велики, как некоторые представляют. Всегда и везде представления о морали исходили из одного и того же закона. Между тем простые (или условные) соглашения, подобные правилам уличного движения или покрою одежды, могут отличаться друг от друга безгранично.

 

Вторая причина состоит в следующем. Когда вы думаете об этих различиях в нравственных представлениях разных народов, нам приходит в голову, что мораль одного народа, лучше (хуже) морали другого народа? Не способствовали ли бы ее улучшению некоторые изменения? Если нет, тогда, конечно, не могло быть никакого прогресса морали. Ведь прогресс означает не просто изменения, а изменения к лучшему. Если ни один из кодексов морали не вернее или лучше другого, то нет смысла предпочитать мораль цивилизованного общества морали дикарей или мораль христиан морали нацистов. В тот самый момент, когда вы заявляете, что один моральный кодекс лучше другого, вы мысленно прилагаете к ним некий стандарт и делаете вывод, что вот этот кодекс более соответствует ему, чем тот. Однако стандарт, который служит вам мерилом двух каких-то вещей, сам должен отличаться от них обеих.

7.

Пример того, как вопрос о фактах подменяют вопросом о нравственном Законе.

"Триста лет тому назад в Англии убивали ведьм. Было ли это проявлением того, что Вы называете естественным законом, или законом правильного поведения?". Но ведь мы не убиваем ведьм сегодня потому, что мы не верим в их существование. Если бы мы верил, что вокруг нас существуют люди, продавшие душу дьяволу и получившие от него взамен сверхъестественную силу, которую они используют для того, чтобы убивать своих соседей, или сводить их с ума, или вызывать плохую погоду, - мы все безусловно согласились бы, что, если кто-нибудь вообще заслуживает смертной казни, так это они, эти нечестивые предатели. В данном случае нет различия в моральных принципах: разница заключается только во взгляде на факт…  То обстоятельство, что мы не верим в ведьм, возможно, свидетельствует о большом прогрессе в области человеческого знания, но прекращение судов над ведьмами, в существование которых мы перестали верить, нельзя рассматривать как прогресс в области морали. Вы не называли бы человека, который перестал расставлять мышеловки, гуманным, если бы знали: он просто убедился, что в его доме нет мышей.

 

Урок 4.

«РЕАЛЬНОСТЬ ЗАКОНА»

По-разному разъясняется основное: должное – за пределами, выше фактического.

Должное относится к человеку, который больше и выше всего остального в мире.

1.

Законы природы, применительно к камням и деревьям, лишь констатируют то, что в природе фактически происходит. Но когда вы обращаетесь к естественному закону, к закону порядочного поведения,вы сталкиваетесь с чем-то совсем иным. Этот закон, безусловно, не означает "того, что человеческие существа действительно делают", потому что, как я говорил раньше, многие из нас не подчиняются этому закону и ни один из нас не подчиняется ему полностью. Закон тяготения говорит вам, что сделает[ii] камень, если его уронить; закон же нравственный говорит о том, что человеческие существа должны делать и чего не должны. Иными словами, когда вы имеете дело с людьми, то, помимо простых фактов, подлежащих констатации, вы сталкиваетесь с чем-то еще, с какой-то привходящей движущей силой, стоящей над фактами. Перед вами факты (люди ведут себя так-то). Но перед вами и нечто еще (им следовало бы вести себя так-то). Во всем, что касается остальной Вселенной (помимо человека), нет необходимости ни в чем другом, кроме фактов.

2.

Опять речь о том, что люди стараются уйти от истинного объяснения Закона, но теперь речь не только о лукавстве, но и о трудности объяснения причины Закона.

 

Все это настолько странно, что люди стараются объяснить это так или иначе. Например, мы можем придумать такое объяснение: когда вы заявляете, что человек не должен вести себя так, как он себя ведет, вы подразумеваете то же самое, что в случае с камнем, когда говорите, что у него неправильная форма, а именно, что поведение этого человека причиняет вам неудобство.

Однако такое объяснение было бы совершенно неверным. Человек, занявший угловое сиденье в поезде потому, что он пришел туда первым, и человек, который проскользнул на это угловое место, сняв с него ваш портфель, когда вы повернулись к нему спиной, причинили вам одинаковое неудобство. Но второго вы обвиняете, а первого - нет. Я не сержусь - может быть, лишь несколько мгновений, пока не успокоюсь,- когда какой-нибудь человек случайно подставит мне ножку. Но прихожу в негодование, когда кто-то хочет подставить мне ножку умышленно, даже если это ему не удается. Между тем первый доставил мне неприятное мгновение, а второй - нет.

3.

Серьезная мысль, главным образом, обязывает к ответственности за обоснование – требует уметь умению различать, что чем обосновывается. Лукавство в сочетании со слабостью мысли легко обосновывает себя ложно – уже сразу кладет в основание вывода то, что хочет вывести. В логике эта ошибка называется «предвосхищение основания», petitio principii.

 

Некоторые люди говорят, что, хотя порядочное поведение не обязательно приносит выгоду данному человеку в данный момент, оно, в конечном счете, приносит выгоду человечеству в целом. И что, следовательно, ничего загадочного в этом нет. Люди, в конце концов, обладают здравым смыслом. Они понимают, что могут быть счастливыми или чувствовать себя в  безопасности лишь в таком обществе, где каждый ведет честную игру. Именно поэтому они и стараются вести себя порядочно.

 

Не вызывает, конечно, сомнения, что секрет безопасности и счастья лишь в честном, справедливом и доброжелательном отношении друг к другу со стороны как отдельных людей и групп, так и целых народов. Это одна из наиважнейших в мире истин. И тем не менее мы обнаруживаем в ней слабое место, когда пытаемся объяснить ею свой подход к проблеме добра и зла.

 

Если мы, спрашивая: "Почему я не должен быть эгоистом?", получаем ответ: "Потому что это хорошо для общества", то за этим может возникнуть новый вопрос: "Почему я должен думать о том, что хорошо для общества, если это не приносит никакой пользы мне лично?" Но на этот вопрос возможен лишь один ответ: "Потому что ты не должен быть эгоистом". Как видите, мы пришли к тому же, с чего начали.

 

Мы лишь констатируем то, что является истиной. Если бы человек спросил вас, ради чего играют в футбол, то ответ "для того, чтобы забивать голы" едва ли был бы удачным. Ибо в забивании голов и состоит сама игра, а не ее причина. Ваш ответ просто означал бы, что "футбол есть футбол", и это, безусловно, верно, но стоит ли говорить об том?

 

Точно так же, если человек спрашивает, какой смысл вести себя порядочно, бессмысленно отвечать ему: "Для того, чтобы принести пользу обществу". Так как стараться "принести пользу обществу", иными словами, не быть эгоистом, себялюбцем (потому что общество, в конечном итоге, означает "других людей"), это и значит быть порядочным, бескорыстным человеком.

4.

Снова утверждается основное: должное больше фактического, но Льюис отмечает также неустранимость этой истины из нашего сознания. Можно только лукаво обманывать себя – мы не вольны отвергнуть Закон[ii]. Нам дано откуда-то не от нас, и не от фактов мира знание Закона. Размышление над Законом приводят к мысли о Господине над нами и миром.

 

Нравственный закон, или естественный закон, не просто констатирует факт человеческого поведения, подобно тому, как закон тяготения констатирует факт поведения тяжелых объектов при падении. С другой стороны, этот естественный закон и не просто выдумка, потому что мы не можем забыть о нем. А если бы мы о нем забыли, то большая часть из того, что мы говорим и думаем о людях, обратилась бы в бессмыслицу.[ii] И это не просто заявление о том, как хотелось бы нам, чтобы другие вели себя ради нашего удобства. Потому что так называемое плохое или нечестное поведение  не всегда соответствует поведению, неудобному для нас. Иногда оно, наоборот, нам удобно. Следовательно, это правило добра и зла, или естественный закон, как бы мы ни назвали, должно быть  реальностью, чем-то, что объективно существует, независимо от нас… Однако это правило, или закон, не объективный факт в обычном смысле слова, такой, как, например, факт нашего поведения. И это наводит нас на мысль о некоей иной реальности, о том, что… за обычными фактами человеческого поведения скрывается нечто…  царящее над ними, некий закон, которого никто из нас не составлял и который, тем не менее, воздействует на каждого из нас.

 

Урок 5

«ЧТО СКРЫВАЕТСЯ ЗА ЗАКОНОМ»

Подводя итог сказанному, и желая в полной мере утвердить значение Закона, Льюис касается известной теологам философской проблемы полноты СМЫСЛА Закона, сравнительно с физическими законами, которые «не более чем оборот речи». Последнее - передержка, но верно, что какими они изучаются в нашей науке, физические законы скрывают своего Законодателя и, представая перед нами в этой своей анонимности, скрывают от нас своей смысл. Важно для богословия отметить редкую, но меткую «божественную релятивность» физических Законов, в порядке чуда изменяемых по Воле Божьей. [ii]

 

1.

Давайте подведем итог тому, что мы выяснили на данный момент. В случае с камнями, деревьями и подобными им вещами так называемый закон природы - не более чем оборот речи. Говоря, что природа подчиняется определенным законам, вы лишь подразумеваете, что она ведет или проявляет себя определенным образом. Так называемые законы не могут быть законами в полном смысле этого слова, то есть чем-то, стоящим над явлениями природы, которые мы наблюдаем. Но в случае с человеком дело обстоит иначе. Закон человеческой природы или закон добра и зла должен быть чем-то таким, что стоит над фактами человеческого поведения. И в этом случае, помимо фактов, мы имеем дело с чем-то еще - с законом, который мы не изобретали, но которому, мы знаем, мы должны следовать.

 

Что говорит нам это открытие о Вселенной, в которой мы живем?

2.

С того момента, когда люди научились мыслить, они стали задумываться о том, что представляет из себя Вселенная и как она произошла. В самых общих чертах на этот счет существуют две точки зрения.

 

Первая - это так называемая материалистическая точка зрения. Люди, которые разделяют ее, считают, что материя и пространство просто существуют, они существовали всегда и никто не знает почему; что материя, которая ведет себя определенным, раз и навсегда установленным образом, случайно ухитрилась произвести такие создания, как мы с вами, способные думать. По какому-то счастливому случаю, вероятность которого ничтожно мала, что-то ударило по нашему солнцу, и от него отделились планеты, и в силу другой такой же случайности, вероятность которой не выше, на одной из этих планет возникли химические элементы, необходимые для жизни, плюс необходимая температура, и т.обр. часть материи на этой планете ожила, а затем, пройдя через длинную серию случайностей, живые существа развились в такие высокоорганизованные, как мы с вами.

 

Вторая точка зрения - религиозная. Согласно ей, источник происхождения видимой Вселенной следует искать в каком-то разуме... Этот разум обладает сознанием, имеет свои цели и отдает предпочтение одним вещам перед другими. С религиозной точки зрения именно этот разум и создал Вселенную, частично ради каких-то целей, о которых мы не знаем, а частично и для того, чтобы произвести существа, подобные себе самому, я имею в виду - наделенные, подобно ему Разуму, разумом.

 

Пожалуйста, не подумайте, что одна из этих точек зрения бытовала давным-давно, а другая постепенно вытеснила ее. Всюду, где когда-либо жили мыслящие люди, существовали они обе.

3.

Нельзя установить, какая из этих двух теорий правильна с научной точки зрения…  вовсе не вопрос науки: почему все объекты, которые изучает наука, существуют вообще и стоит ли за этими объектами нечто совершенно от них отличное? Если за всей обозреваемой нами действительностью "нечто" существует, то оно либо останется неизвестным для людей, либо даст им знать о себе каким-то особым путем. Заявления же о том, что это "нечто" существует, либо, наоборот, не существует, в компетенцию науки не входят. Настоящие ученые обычно таких заявлений не делают. Чаще с ними выступают журналисты и авторы популярных романов, нахватавшиеся непроверенных научных данных из учебников.

 

В конечном счете, простой здравый смысл говорит нам: предположим, когда-нибудь наука станет настолько совершенной, что постигнет каждую частицу Вселенной; но и тогда, как и теперь, не ясно ли, что на вопросы "Почему существует Вселенная?", "Почему она ведет себя так, а не иначе?" и "Есть ли какой-нибудь смысл в ее существовании?", ответа не будет.

4.

Положение было бы совершенно безнадежным, если бы не одно обстоятельство. Во Вселенной есть одно существо, о котором мы знаем больше, чем могли бы узнать о нем только благодаря наблюдениям извне. Это существо - человек. Мы не просто наблюдаем за людьми, мы сами - люди. В данном случае мы располагаем так называемой внутренней информацией. И благодаря этому нам известно, что люди чувствуют себя подвластными какому-то моральному закону, которого они не устанавливали, но о котором не могут забыть, как бы ни старались, и которому, они знают, следует подчиняться.

 

Обратите внимание вот на что: всякий, кто стал бы изучать человека со стороны, как мы изучаем электричество или капусту, не зная нашего языка и не имея возможности получить от нас внутреннюю информацию, - из простого наблюдения за нашим поведением никогда не пришел бы к выводу, что у нас есть нравственный закон. Да и как он мог бы прийти к нему? Ведь его наблюдения показывали бы ему только то, что мы делаем, а нравственный закон говорит о том, что мы должны делать.Точно так же если бы что-то скрывалось или стояло за доступными нашему наблюдению фактами в случае с камнями или погодой, то мы, наблюдая их со стороны, и надеяться не могли бы обнаружить это "что-то".

5.

Вопрос, таким образом, переходит в другую плоскость.Мы хотим знать, стала ли Вселенная тем, что она есть, случайно, сама по себе, без какой бы то ни было причины, или за этим стоит какая-то сила, которая делает Вселенную именно такой. Поскольку эта сила, если она существует, не может быть одним из наблюдаемых фактов, но является реальностью, которая эти факты создает, простое наблюдение за ними ее не обнаружит. Только одно единственное явление наводит на мысль о существовании "чего-то", помимо наблюдаемых фактов, и это явление - мы сами. Лишь в нашем собственном случае мы видим: это "что-то" существует.

 

Льюис находит остроумный и увлекательный аргумент:

Давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны. Если бы за пределами Вселенной существовала какая-то контролирующая сила, она не могла бы показать себя нам в виде одного из внутренних элементов Вселенной. Так архитектор, по проекту которого сооружен дом, не мог бы быть стеной, лестницей или камином в этом доме. Единственное, на что мы могли бы надеяться, это то, что сила эта проявит себя внутри нас в форме определенного влияния или приказа, стараясь направить наше поведение в определенное русло. Но именно такое влияние мы и находим внутри себя. Не правда ли, такое открытие должно было бы пробудить наши подозрения? Единственный случай, когда мы могли бы надеяться на получение ответа, дает нам ответ положительный; а в других случаях, где мы не получаем ответа, мы видим, почему не можем его получить.

6.

Разъяснение о характере предшествующей речи в ее отношении к христианской вере

Я и на сто километров не подошел к Богу, как учит о Нем  христианская теология. Все, что я выразил до сих пор, сводится к следующему: существует нечто, руководящее Вселенной и проявляющееся во мне в виде закона, который побуждает творить добро и испытывать угрызения совести за содеянное зло. Следует предположить, что эта сила скорее подобна разуму, чем чему-нибудь иному, ибо, в конечном счете, единственное, что мы знаем помимо разума, - это материя. Но едва ли можно вообразить себе кусок материи, дающий указания. Впрочем, вряд ли эта сила точно соответствует разуму в нашем понимании; пожалуй, еще меньше соответствует она человеческой личности.

 

Урок 6

« У НАС ЕСТЬ ОСНОВАНИЕ ДЛЯ БЕСПОКОЙСТВА»

Переход к теме ответственности за неисполнение Закона

и вместе с этим (случайно ли это совпадение) - к вопросу о Законодателе.

Закон – Нечто, а Законодатель – Некто. Мы переходит от Закона в сферу религии,

к вопрос о Личности Законодателя, о Боге.[ii]

1.

Если вы задумаетесь над современным состоянием мира, вам станет совершенно ясно, что человечество совершает великую ошибку. Мы все - на неверном пути.

Однако Льюис тот час оговаривается:

Второе: заметьте, что мои рассуждения - еще не религиозное "нравоучение". Мы еще далеки от Бога какой-либо конкретной религии, тем более - христианской. Мы лишь подошли к кому-то или чему-то, что стоит за моральным законом. Мы не прибегаем пока ни к Библии, ни к тому, о чем говорится в Церкви; мы стараемся понять, не можем ли мы узнать своими собственными силами что-либо об этом таинственном "Некто".[ii]И тут я со всей откровенностью хочу сказать: то, что мы обнаруживаем, действует на нас, как шок. Два факта свидетельствуют об этом "Некто".

Льюис уже уверенно говорит именно о Некто, и как о Боге.[ii]

2.

Первый - созданная Им Вселенная. Если бы Вселенная была единственным свидетельством о Нем,

то из наблюдения за ней мы должны были бы сделать вывод, что Он, этот загадочный "Некто" - великий художник (потому что Вселенная воистину прекрасна). Но в то же время мы вынуждены были бы признать, что Он безжалостен и враждебен к людям (потому что Вселенная - очень опасное место, внушающее неподдельный ужас).

3.

Второй факт, указывающий на Его существование, - это нравственный закон, который Он вложил в наш разум. И это второе свидетельство более ценно, нежели первое, поскольку оно дает нам информацию внутреннего характера. Из нравственного закона вы больше узнаете о Боге, чем из наблюдения за Вселенной, точно так же как вы больше узнаете о человеке, слушая, как и что он говорит, нежели созерцая построенный им дом.

 

На основании этого второго факта мы делаем заключение, что Существо, пребывающее за видимой Вселенной, горячо заинтересовано в правильном поведении людей, в их "честной игре", в бескорыстии их, храбрости, искренней вере, честности и правдивости. В свете этого нам приходится согласиться с утверждением христианства и некоторых других религий, что Бог добр. Но не будем спешить. Нравственный закон не дает нам никаких оснований считать, что Бог добр в том смысле, что Он снисходителен, мягок, благожелателен.[ii] В нравственном законе не чувствуется никакой снисходительности. Он тверд как алмаз. Он приказывает идти прямыми путями и, кажется, вовсе не заботится о том, насколько болезненно, опасно или трудно следовать этому приказу. Если Бог таков же, как этот нравственный закон, то Он едва ли мягок.

4.

На данном этапе нам нет смысла говорить, что под "добрым" Богом мы понимаем такого Бога, который способен прощать. Ведь прощать способна только личность. Но мы еще не вправе утверждать, что Бог - личность. Пока мы пришли к заключению, что сила, которая скрывается за нравственным законом, скорее похожа на разум, чем на что-то другое. Но это еще не значит, что эта сила должна быть личностью. Если это просто безличный, бесчувственный разум,

то, вероятно, нет смысла просить его о помощи или о поблажке, как не имело бы смысла просить таблицу умножения простить вас за неправильный счет.[ii]

5.

И бесполезно говорить, что если Бог таков, если Он - безличное абсолютное добро, то Он вам не нравится, и вы не собираетесь обращать на Него внимания. Бесполезно это, потому что одна часть вас самого стоит на стороне этого Бога и искренне соглашается с Его осуждением человеческой жестокости, жадности, бесчестности и корысти.

.

Вы, быть может, хотели бы, чтобы Он был снисходительнее на этот раз. Но в глубине души вы сознаете, что, если сила, стоящая за Вселенной, не будет безоговорочно обличать недостойное поведение, она перестанет быть добром. С другой стороны, мы знаем: если существует абсолютное добро, оно должно ненавидеть большую часть того, что мы с вами делаем.[ii]

 

Урок 7

Льюис продолжает форсировать переход от Закона к религии.[ii]

1.

Вот в каком ужасном, безвыходном положении оказываемся мы с вами. Если Вселенной не правит абсолютное добро, то все наши усилия, в конечном счете, напрасны. Если же абсолютное добро все-таки правит Вселенной, то мы ежедневно бросаем ему враждебный вызов, и не похоже на то, чтобы завтра мы стали сколько-нибудь лучше, чем сегодня. Таким образом, и в этом случае наша ситуация безнадежна. Мы не можем жить без этого добра, и не можем жить в согласии с ним.

2.

Бог - наше единственное утешение, и ничто не вызывает в нас большего ужаса, чем Он: в Нем мы сильнее всего нуждаемся и от Него же больше всего хотим спрятаться. Он - наш единственный возможный союзник, а мы сделали себя Его врагами. Послушать некоторых - встреча лицом к лицу с абсолютным добром - одно удовольствие Им следовало бы хорошенько задуматься; они все еще играют в религию. Надмирная доброта несет с собой либо великое облегчение, либо - величайшую опасность, в зависимости от того, как вы ей отвечаете.

А мы с вами отвечаем неправильно.

3.

С верной решительностью говорится о фундаментальности покаяния.

Но достаточно ли разъяснено о том, что такое грех, тем более – «первородный»?

Теперь я подошел к 3-му  пункту.  Разговор о христианстве лишен смысла для людей, не познакомившихся предварительно с фактами, которые я описал выше. Христианство призывает людей покаяться, чтобы получить прощение. Ему нечего (насколько мне известно) сказать тем людям, которые не знают за собой ничего такого, в чем следует покаяться, и которые не чувствуют, что нуждаются в прощении.[ii] Только после того, как вы осознаете, что нравственный закон действительно существует, как существует и сила, стоящая за ним, и что вы нарушили этот закон и повели себя неверно в отношении этой силы, - только тогда, и ни секундой раньше, христианство станет обретать для вас смысл.[ii]

Далее Льюис говорит об очень глубоких вещах, но, как ему приходится признать,

их можно разъяснить уже только верующему.

Сейчас, все, что он говорит, он говорит наперед, авансом:

Когда вы осознаете всю безысходность вашего положения, вы начнете понимать, о чем говорят христиане, потому что они предлагают объяснение нашим обстоятельствам: как это случилось, что мы одновременно ненавидим добро и любим его. Они предлагают объяснение того, каким образом Бог может быть безличным разумом, стоящим за нравственным законом, и в то же самое время Личностью. Они говорят вам, как невыполнимые для нас требования закона были выполнены за пас, как Бог Сам стал человеком, чтобы спасти человека от Божьего осуждения.[ii]

5.

христианская религия, в конечном счете - источник несказанного утешения. Но начинается она не с утешения. Она начинается с тревоги и смятения, которые я описал выше, и не имела бы смысла попытка прийти к этому утешению, минуя стадию тревоги.[ii]

 

 

11.06.2009.

От А.Ю. для И.К.

Я выделил то, что, как мне кажется, подходит для тезисов. Мой выбор субъективен: мне кажется, что некоторые темы будут сложны или даже непонятны господам в шелковых пиджаках. Прежде всего, это касается пунктов, начиная с 15, - я бы просто оставил их за скобками. Я посмотрел присланный Вами файл с жирными выделениями и понял, что у Вас тут другое мнение. Выделенные части я перенес "Тезисы", где сделал из них список тезисов, которые я немного переформулировал для гладкости изложения. Получилось как раз чуть больше полстраницы.

 

То, что я выделяю из Вашего текста.

 

  1. Можно сегодня говорить о религии с широким кругом людей, только в духе уважения к различным религиям, и в духе искреннего братства по отношению к христианам других конфессий. Без этого мы получим в ответ на нашу проповедь простую отповедь: «что это вы, христиане и вообще верующие в Бога, учите нас, когда сами не можете друг с другом договориться!».
  2. Но говорить о христианстве в духе светского религиоведения, присовокупляя сюда толерантность, не только недостаточно, но и неверно. Религиоведение одинаково равнодушно заносит все религии в свой исторический музей, занимаясь только еще своей классификацией. Но христианство, как говорили, не вид, а род религии. Оно раскрывает в очищенном виде сущность всех религий.
  3.  
  4. Серьезный результат на пути духовного развития, выходящий за пределы сугубо личных переживаний, своеобразного «воцерковления» (возможного далеко не для всех) достигается только путем очищения нашего разума от атеистических предубеждений.
  5. Основная духовная трагедия всего нашего времени – религиозная стерилизация сознания, сужение его до специально-научного, технического мышления (даже в области гуманитарных наук, где современный историцизм заменяет творческую мысль), атрофия глубинных религиозных способностей нашей мысли. Происходит это под давлением впечатляющего, потрясающего прогресса нового научного знания. Воцаряется в сознании людей сциентизм, слепой культ науки.
  6.  
  7. Простое теоретическое соображение состоит в том, что нравственность отражает не фактическую реальность, не то, что есть, чем занимается и ограничена наука, а утверждает то, что ДОЛЖНО быть ….Разъяснению этого и посвящена простейшая форма ДНК, использующая прославленную (и проверенную в мировой практике) книгу Льюиса.

 

  1. К тому, что говорит Льюис надо добавить (порой исправляя Льюиса) историческую справку о нашем времени……Нам кажется религия странной, а безбожие нормальным и очевидным. Пока мы не исправим эту перверсию…..у нас не будет «ключа»,…. в котором можно исполнять курс ДНК.
  2. ….Без Бога бессмысленна вся наша жизни, и наконец, сама наша мысль. «Последнее» мы в действительности просто не можем предположить, не можем мыслить, пока действительно не сойдем с ума. Безбожие, в конечном счете, просто безумие, очевидное безумие, как об этом и сказано в Библии.
  3. ….осознавая нашу главную духовную проблему как отчуждение от современного человека его собственного разума, отделение сердца от ума (говоря языком Библии). Совесть отделяется от разума (первое), а разум от совести (второе).
  4. Первое происходит, когда на путях слепого увлечения наукой человек с его личными духовными запросами тонет и теряет себя в РОЛИ ученого, отдает душу за эту роль.
  5. Второе происходит, когда наша мысль, в своем самосознании отдается путям технического развития... мысль отдается изображению себя самой, а вслед этому всю реальность сводит к картине…. теряет первичную, основную и при этом, несомненно, религиозную ее выразительную способность.
  6. Достаточно сохранять вкус (только вкус, чувствительность к живой глубине мысли постигает ее выразительную глубину) к эстетическому познанию (не говоря уже об этическом), чтобы в этом не сомневаться…..
  7. ….глубину выразительной, религиозной мысли можно «определить» так, что эта мысль тем более что-то делает для себя ясным, чем более явственно переживает таинственность того, о чем мыслит и себя самой….
  8. … протест против сциентизма осуществляется… его же методами. Доказательства? Наукообразная сложность и недоведение до последней простоты понимания и изложения проблемы. Где выход? Только в простоте. Нам более всего нужна и нам труднее всего дается – простота.

…есть нечто самое ценное в православной традиции... ясность ее простоты….

 

[iii] Это основное и, в общем, понятное утверждение отличается от близкому ему, но другого, куда более сложного (касаясь сложного, я выделяю эту речь). Об этом я дополнительно говорю уже только в нашем с Вами разговоре, говоря не прямо о предмете Уроков, а о самих Уроках, имея в виду, что к курсу Уроков приходится прилагать разъяснения, обращенные не прямо к ученикам, а к учителям. Наука особенным образом акцентирует, что ее основанием являются факты и только факты. Но за этим скрыта уже непростое и парадоксальное обстоятельство – решительная теоретическая обработка общей картины фактов, скрытый характер которой проявляет себя выходом на неожиданную, чудесную или чудную встречу столкновения с фактами. Происходит то, что составляет особенность современной науки и называется экспериментом. Разумеется, - это особенная тема философии науки, которую мы не развиваем.

Но и об очевидной обращенности научного познания только к фактической реальности мы могли бы заметить не только многозначительные подробности: модальный, вероятностный характер научных утверждений о фактах; а в связи с этим, странный смысл самого понятия «закона» в науке (что заметил еще Юм, а эта заметка «пробудила от догматического сна» Канта), в принципе не способного окончательно судить о фактах; и т.д. Сравнивая самые общие понятия Факта и Должного, мы находим проблему в том, что о Должном также надо говорить как о Фактическом. Но это уже бедует сверхфактическое, которое относится к суперфактам. Это значит, что мы вышли к той сверх-реальности, которую Платон называл Гипер-Уранией, Сверх-Небом, духовным, божественным Небом. В современное сознание это настолько не укладывается, что даже когда укладывают, оно оказывается для древней мудрости прокрустовым ложем. Один из лучших наших мыслителей С. Л. Франк ясно говорит о несомненном «категориальном отличии» Должного от Фактического. Но незаметно он говорит слишком ясно. Наукообразие в самом характере его мысли (такова повальная болезнь скрытого и самого глубокого сциентизма, которая косит современное сознание) не дает ему заметить, что приходится, рассуждая на эту тему, ровнять Должное с Фактическим. Платон сразу говорил об уровнях познания и необходимости диалектически шагать по этим уровням. Он знал, что размышления – это  духовный путь, когда нельзя задерживаться на ступенях и уровнях познания. В каком-то смысле нельзя и оглядываться, чтобы не превратиться (это уже Библия) в столб. Он чувствовал то, что для нас особенно актуально. Нельзя увлекаться картиной познания. Это - наш гроб, куда мы заколачиваем свою мысль и себя. Невольно приходится изображать на картине движение мыслимого и самой мысли. Это ведет нас дальше всякой картины. Высшее Благо, как Идея всех идей решительно вылетает у Платона за пределы картины познания, оказывается «выше и за пределами бытия», и даже такой темой, «о которой я никогда не писал и писать не буду». Платон понимал, что выход за пределы того, что есть, - выход к тому, что существует как творческая власть над всем существующим. Высшая Сверх-Идея на картине познания дает всему и смысл, и бытие. Платон чувствовал самое важное, что подхватила христианская вера. Властвуя над бытием, Сверх-Бытие должно участвовать в том, над чем властвует, и участвует уже тем, что существует и в отличном от нашего существования смысле, и - в общем с ним. Платон хорошо понимал, что открыть для себя картину изумительного мира Гипер-Урании, того истинно-должного, которому подчинено все, что существует в нашем мире, - это «повернуть», даже вывернуть глаза нашего ума вовнутрь, в глубину души, обратить разум к высшему, таинственному Свету Гипер-Урании. Рассуждать о Должном, которое не только свободно от всего просто существующего, но властвует над ним - это не просто продолжать наши обычные рассуждения. Открытие мира должного нравственно и духовно преображает  наше сознание. Этим значительно и трудно осознание должного, являющееся решающим и решительным нравственным актом. Простота смысла этого акта не облегчает его. Все нравственные истины ясно и просто обращены к нашему уму, но признать их нашему уму трудно, поскольку отвратительно для него. «Возлюбили люди больше тьму, чем свет» - Ин.3:19. Уже на уровне рассуждения о Должном, которые Льюис подает в особенной манере простоты, мы встречаемся с сопротивлением сознания, означающем, что мы уже встретились с проблемой греха. У Льюиса это скрыто.

 

[iv] Она уже с Канта заявила себя роковой для нее. Кант отказался говорить о «вещи-в-себе». Маркс в духе сермяжной правды-матки заявил «основной вопрос философии». В самом простом и существенном виде это вопрос о том, как в сфере нашего сознания может пребывать в качестве его предмета то, что мы определяем, как «существующее на самом деле, а не только в нашем сознании». Феноменология описала это как «интенцию», направленность нашего сознания или еще как-то. Но есть религиозная глубина вопроса. Кто как хозяин нашего сознания и тут же хозяин реальности выводит нас за наши пределы и за пределы нашего сознания? Мы сразу вспоминаем главное: Бог выводит нас, главным образом, за наши пределы к Самому Себе. Тем более может вывести нас и к миру. Но эта «возможность» - чудо, и говорить о ней можно только религиозным языком и умом. Хайдеггер до самого дна достал проблему как проблему, когда заявил, что она не в том, что картина мира отражает мир, а в том, что мир являет себя как картина. Мир «изволит» это делать, скажу я, поскольку на это есть изволение свыше, от Того, Кто пребывает и над картиной и над нами. Тот глубокий смысл вопроса, который выразил Хайдеггер, обязывает к религиозному ответу и предопределяет его.

 

Hosted by uCoz