Прилуцкий А.М.

Теология и религиоведение в современном гуманитарном дискурсе: к вопросу о преподавании теологии в ВУЗах.

Активное развитие гуманитарного знания в современной России является общепризнанным фактом. Открытие гуманитарных факультетов в изначально «технических» вузах является одним из наиболее очевидных аргументов в подтверждение этого утверждения.  Несмотря на это  вопрос о предмете гуманитарного знания не только не может быть признанным вопросом решенным –   в свете означенных новаций он обретает новую остроту.  Сложившаяся к настоящему времени классификация наук, основанная на степени близости предмета научного исследования и набора методов исследования, предполагает выделения отдельного блока «гуманитарных наук». Однако вопрос о том, что именно составляет специфику гуманитарного знания остается во многом  открытым. Так, например,  общепринятое противопоставление по предмету знания (например гуманитарные науки –  естественные науки) или по методу исследования (гуманитарные науки – точные науки) не позволяет не только создать информационную модель гуманитарного знания, но даже четко обозначить границы гуманитарного дискурса. В классическом языкознании существуют концепции, согласно которым языкознание объявляется наукой точной, в тоже самое время многие эксперты – преподаватели гуманитарных вузов затрудняются с определением степени отношения к гуманитарному знанию, например, эстетики или хронологии. Это говорит о том, что концепция гуманитарного знания еще нуждается в разработке. Представляется, что для данная сложность обусловлена направленностью традиционного подхода к изучению классификации гуманитарного знания, а именно тем, что исследователь оперирует уже сложившимися отвлеченными  парадигмами (зачастую – идеологемами), тогда как непосредственный материал предметного пространства, что называется, не может быть вмещен в это прокрустово ложе.

Нам представляется, что только изучение внутренней упорядоченности предметного поля  и сложившиеся межпредметные связи отдельных дисциплин позволит перевести «спор о гуманитарном знании» из пространства идеологии/традиции в пространство научного исследования. Изучение состояния предметной области (научного знания) предполагает ответ на вопрос о степени упорядоченности научного дискурса,  об отношениях между элементами, образующими в своей совокупности предмет науки.  

Действительно, спецификой гуманитарного знания является то, что предмет его исследования  весьма сложно поддается формализации и структуризации.[1]

В настоящее время в России происходит процесс вхо­ждения теологии в дискурс  науки, или – более широко - научного знания. И, хотя данный процесс для европей­ского научного сознания и системы европейского высшего образования не является чем-то исключительно новым (вспомним, что преподавание теологии в европейских средневековых университетах было не только само собой разумеющимся, но и обязательным, а европейские универ­ситеты XII-XIII веков выступали именно как теологиче­ские школы),  в условиях  России, не знавшей подобной практики,  теологии (богословию) еще предстоит доказать свое право на статус науки.  В то же самое время, в отечественных научных кругах наблюдается значительное  усиление интереса к обсуждению вопросов, традиционно относящихся к предметной области теологии. Наглядными  иллюстрациями  этого процесса являются регулярно прохо­дящие научные конференции, посвященные вопросам взаимо­действия науки, философии и теологии перед лицом угрозы социальных,  экологических и др. катастроф. Однако во­прос о том, насколько состояние современной теологии отвечает критериям научной аутентичности, подобными конференциями разрешен быть не может.

 В качестве другого примера можно привести попытку интегрировать теологию в систему высшего образования России.  Министерство  образования РФ включило теологию в «Перечень направлений подготовки и специальностей высшего профессионального образования (Приказ N 686 от  2 марта 2000 года)». Во исполнение Приказа было создано УМО по теологии и разработаны стандарты.  Любопытно, что стандарт определяет преподавание теологии (а не бо­гословия, что было бы более логично в российских усло­виях). Вероятно, причиной  этого является то, что стандарт является конфессиональноориентированным, что дает возможность в его рамках преподавать не только православие, но и другие религиозные традиции. Т.е. в рамках этого стандарта возможно преподавание (по согла­сованию с руководством соответствующих конфессий ряда вопросов)в том числе и  Ислама, Буддизма, Протестант­ских и иных вероучений. 

  Разумеется, подобное «революционное» (или «рефор­мационное»?)  решение вызвало в научном сообществе го­рячую дискуссию, продолжающуюся и по сей день.   Вопросы о целесообразности преподавания теологии в сис­теме высшего (светского) образования обсуждались, на­пример, в  МГУ  в рамках круглого стола 5-6 февраля 2004 г. "Актуальные проблемы религиоведения".  По дан­ным  www.religare.ru, «при всей доброжелательности и кор­ректности тона дискуссий специалисты-религиоведы расходятся во многих оценках. Так, заведующая кафедрой религиоведения философского факультета Санкт-Петербург­ского университета профессор Марианна Шахнович пола­гает, что российское религиоведение имеет “многовековую традицию, которая идет еще от М. В. Ломоносова и сфор­мировалась в конце XIX в."[2]. Соредактор журнала “Рели­гиоведение" доцент Александр Красников, напротив, утверждает, что эта наука существует всего десять лет. С ее "молодостью" он и его коллеги связывают неразрабо­танность методологии и понятийного аппарата. Заведующий кафедрой религиоведения философского факультета МГУ профессор Игорь Яблоков проанализировал соотношение по­нятий "религиоведение", "философия теологии", "история религий", "философия религий" и др. Оказалось, что внутри профессионального сообщества религиоведов нет единства в понимании этих терминов».

Признаем, что  до тех пор, пока не будут изучены вопросы методологии и состояние предметной области теологии, решение вопроса о том, является ли теология наукой или нет, будет основываться на  субъективных предпочтениях отдельных экспертов, их идеологической направленности и сформировавшихся мировоззренческих постулатах.

Изучение же предметной области теологии осложнено рядом факторов, среди которых выделим:

1.      Конфессионализацию теологического дискурса;

2.      Отсутствие общепризнанной внутренней          классификации теологического предметного поля;

3.      Наконец,  80-летнюю лакуну в развитии отечественной теологии.

 В результате складывается следующая ситуация: в распоряжении исследователей имеется достаточно репрезентативный подбор  оригинальных и переводных теологических текстов при отсутствии сколько-нибудь последовательных попыток их внутрипредметной классификации.  Остается неизученным и вопрос о взаимоотношении теологии и ее подразделов с иными разделами научного знания, прежде всего – с гуманитарными науками и философией. Последний вопрос особенно важен: по убедительному замечанию Эдварда Парли, именно межпредметные связи между теологией, с одной стороны, и филологией и философией - с другой, привели к тому, что (на Западе) теология  превратилась из habitus (образ жизни, общее состояние) в науку.[3]   Межпредметные отношения между теологией и другими науками позволили Шлейермахеру предложить следующую классификацию теологических дисциплин, которую здесь следует привести.

  1. Практическая теология,

  2. Историческая теология,

  3. Философская теология.

  Данная модель, разработанная именно для упорядочения богословского образования на Западе, до сих пор (с некоторыми видоизменениями) продолжает использоваться в ряде учебных заведений  США.  Однако, как показывает практика, достаточных оснований для интеграции теологии в систему высшего светского образования она не дает. Проблемы разграничения предмета теологии и религиоведения, которые в значительной степени влияют на процессы развития методологии этих наук, в настоящее время приводят к тому, что граница между теологией и религиоведением зачастую не может быть проведена однозначно.

Так, в современной Финляндии то, что мы обозначаем как «религиоведение» изучается в рамках спе­циальной дисциплины, называемой «теология религии» (Teologia uskontojen), - эта дисциплина ставит своей це­лью  «научное изучение взаимодействий и взаимоотношений, существующих между различными религиями, при этом изуча­ется содержание отдельных религий и свойственное им са­мосознание, которое выражается, например, в ответе на вопрос: что я должен в свете своей религии думать о представителях другой религии, их учениях и этике»,[4] т.е. соединяет проблематику религиоведения и теологии.  По крайней мере, на Западе происходит стирание гра­ниц между теологией и религиоведением уже на протяжении многих десятилетий. Так, в рамках теологических факуль­тетов западных университетов сейчас достаточно сложно разграничить теологию и религиоведение в формате лекци­онных курсов.  Возможно, корень этого – в не до конца разрешенных методических проблемах, связанных с класси­фикацией теологических дисциплин, принятых на Западе.  Следует учитывать то, что при создании этих классифика­ций руководствовались чисто практическими соображениями – удобством преподавания,  при этом межпредметные связи учитывались в той лишь степени, в которой это способст­вовало достижению дидактических целей.

Поскольку структурные связи внутри блока теологиче­ских дисциплин никогда не были сильны, отдельные теоло­гические дисциплины стали претендовать на то, чтобы выступать от имени «всей теологии».  Ослабление этих связей сделало возможным спекулятивное манипулирование центром структуры, что проявилось в форме различных ли­беральных интерпретаций теологий XIX века, например, в попытке «демифологизации Евангелия», либеральной герме­невтике и т. д. Возможно, здесь и началось сближение теологии и религиоведения.

Религиоведение предстает перед нами как теология со смещенным, девальвированным, едва ли не разрушенным структурным центром.  Подобное смещение позволило Максу Мюллеру описывать сугубо религиоведческую  задачу в терминах теологии: «Подобно тому как слово “религия” имеет два значения, так и наука о религии распадается на две части: одна имеет задачей исследовать историче­ские формы религии и называется сравнительной теоло­гией, задача второй – исследование условий, при которых возможно существование религии, будет ли она выражена в формах возвышенных или очень простых; эта последняя на­зывается теологией теоретической»[5].

     Очевидно, что Мюллер подразумевает сравнитель­ное и общее религиоведение, но именно отсутствие четких границ между теологией и религиоведением (как мы пред­полагаем – из-за  смещения центра теологической струк­туры в либеральной западной теологии) приводит его к неразличению терминов. Возможна и более радикальная трактовка подобного подхода.  Коль скоро в западной ли­беральной теологии теоцентрический центр не проявляется во внутриструктурных отношениях, не свидетельствует ли это о том, что при подобной трактовке наук, так или иначе изучающих реалии религии, теология и религиоведе­ние образуют единый дискурс?  Ибо трудно отрицать, что вопрос о возможности существования религии (откровения) и вопрос о формах религиозного опыта – есть вопросы, не связанные с теологической проблематикой. Возможно ли изучать религию, не учитывая особенности религиозного дискурса?  Если мы правы, то получается, что не каждый богослов – богослов par excellence, но каждый религио­вед – богослов поневоле.