Образование как одна из властных структур социума[1]

Любимова Татьяна Борисовна,

д.филос.н., в.н.с. Института

философии РАН, Москва

Образование есть, прежде всего, институт социализации индивида. В процессе социализации его потенциальные способности оформляются, т.е. ограничиваются таким образом, чтобы они соответствовали принятым в данном социуме стандартам. Эти стандарты суть нормы, ценности и знания, образующие корпус культуры социума. Культура по отношению к социуму представляет собой нормативную систему, т.е. как сами нормы непосредственно, так и определенный аспект ценностей и знаний обладают модусом долженствования, принудительностью для исполнения конкретным индивидом. Таково сжатое до схемы социологическое представление  об образовании. Если речь идет об образовании взрослых, то предполагается, следовательно, что они недостаточно социализированы или утратили требуемую для полноценного исполнения какой-нибудь социальной функции квалификацию. Когда в связи с образованием говорят о «духовно-нравственном воспитании», то, по существу, также имеют в виду социализацию. Используется этот оборот речи безо всякого размышления, как если бы он обладал самоочевидностью научного понятия. Но это ложное впечатление. Он не обладает никакой очевидностью, мало того, этот оборот вообще не есть понятие в собственном смысле слова, это смысловой «кентавр», химера. Почему? Потому что соединяет в себе разнородные, разноуровневые и даже несовместимые реалии. Собственно нравственность есть часть нормативной системы, Дух не относится к этой системе, никак ею не определяется. В чем же исток и причина этого смешения, и какова в действительности его цель? Цель, как представляется, более чем очевидна – это довольно грубое воплощение интересов власти. Как правило, о «духовно-нравственном воспитании» говорят люди, религиозно ориентированные. Религия, как и все в социуме, есть  институт власти. Властные структуры пронизывают все общество сверху донизу, нет ничего в нем, чтобы ускользало каким-то образом от этих всепроникающих структур. Государство, право, собственность, образование, религия, семья, силовые структуры, так называемое гражданское общество, оппозиция и все прочее суть институты власти. Частная жизнь также строится на принципе власти, т.е. на отношении господства-подчинения, через посредство которого осуществляется и «видимая» власть. Именно это отношение является самым мощным интегрирующим фактором, не зависимо от того, признается ли это или нет, называется ли общество демократическим или же автократическим. Ячейка «господство-подчинение» присутствует везде, только степень ее «видимости» различна. Так вот, религия тоже есть институт власти, в России она вообще всегда была на службе у государства, т.е. была прямым ее проводником под прикрытием красивого слова «симфония». Церковь у нас, будучи социальной организацией, всегда претендовала не только на некие преимущества, но даже на монополию в «деле» организации духовной жизни населения страны, она давала санкцию – безо всякого на то веского основания  от имени Бога, Духа - системе норм для всех сфер жизни. Зачем же ей это нужно? Очевидно, для того, чтобы управлять «стадом», пасомым «пастырями», как если бы эти «пастухи» имели какую-нибудь иную цель, наблюдая за «овцами», нежели их стричь и поедать. Разумеется, что,  будучи социокультурным институтом, она выполняла определенные функции, конкретно, функции интеграции социума, поддержания культурного образца, адаптации индивида к разным социальным ролям, иными словами, исполняла функции идеологии. Современный социум устроен несколько  иным образом, роль религии стала второстепенной, она уже никак не может исполнять функцию интеграции социума, равно как не в силах исполнять и другую функцию – адаптации индивида  к быстро меняющимся и не подлежащим отмене или пренебрежению требованиям со стороны социума и культуры, равно как не отвечает она и духовным запросам души современного человека. Образцы, которые надлежит поддерживать теперь  совершенно иные, навязать  культурные образцы прошлого уже невозможно. Современный человек уже не может слепо верить ни догмам религии, ни той картине мира, которую она рисует. Он не может приносить в жертву ее представлениям свои исконные способности – разум, чувства, свободную волю, как если бы они не были ему  дарованы Богом. Он уже не может согласиться на то, чтобы между ним и Богом были посредники, ведь в Духе, как и в Любви – «бойся посредников!».  Сейчас религия похожа на ширму, за которой скрыты совсем не «духовные силы», а вполне материальные. Ее система внушений ничем не отличается от системы внушений, идущих от массовых коммуникаций. Она внедряется  в это массовое общение (коммуникация и есть общение), чтобы и себе получить «немножко рейтинга». А за счет подмены, смешения слов «духовное» и «религиозное»  некогда устойчивый стандарт   санкционирования нормативной системы со стороны религии предлагается реанимировать и для настоящего времени. Это не просто невинная инициатива, но это очень вредно для духовного здоровья нации. Правда, кто же думает об этом! Православные «теоретики» иногда утверждают чудовищные вещи, например, говорят, что несчастья ХХ века, постигшие Россию, есть расплата за то, что народ отвернулся от церкви, уничтожал храмы и прочее, т.е. в понятиях «пастыри-паства» сами овцы виноваты, что на них напали волки. Но вся история России есть сплошная трагедия, и не есть ли церковь активный участник и в определенной мере виновник это самой истории, и не пострадала ли она, потому что  была перед народом в неискупимой вине? Ведь не «человек для субботы, а суббота для человека», т.е. не народ для религии, а религия для народа. Она, как идеология и часть нормативной системы, будучи одним из институтов власти, именно и «лепила» эту трагическую историю, придавала форму «испанского сапожка» тем потенциальным возможностях, которыми обладал дух народа. Поэтому, чтобы хоть что-то понимать в истории России, необходимо строго различать понятия «духовный», «религиозный» и «нравственный». Не обязательно даже к этому случаю вспоминать Канта и Гегеля, чтобы удерживать в уме различие этих понятий и несводимость их друг к другу.

 Россия. Наша любимая родина. Она тяжело больна. Можно обвинять власти, правителей, с которыми, действительно, России не везло, или так называемые политические элиты (они, конечно, вовсе не настоящие, а «псевдоэлиты»; само слово «элита» означает «избранничество»), но это мало что объяснит в ее судьбе, в судьбе нашей страны, а, значит, каждого из нас. Духовная жизнь представала деформированной (правда, и на Западе дело обстояло не лучше), и причины этой деформации очень глубоки, это, конечно не только взаимное проникновение принципов духовной и светской власти, эти причины лежат в другом масштабе времени, в «длинных» исторических ритмах.  

В России только литература и поэзия оставались живыми, воплощением духа. Вся конкретная событийная история это не прекращающаяся трагедия, сопровождавшаяся каким-то веселым отчаянием народа. Но теперь и оно исчезло, явно проступили несчастье и уныние на лицах неприкаянных людей.

Русская литература Х1Х века была во многих отношениях ясновидческой. Особенно Н.В.Гоголь и Ф.М.Достоевский. Гоголь, стремясь «воздвигнуть стену всему невежественному, темному», жаждал преображения и просвещения. Он предъявил нам статическую картину ее несчастья, диагнозы, можно сказать. «Скучно на этом свете, господа!», или: «Скучно оставленному, и некому помочь ему!», - это диагноз, причем диагноз смертельной болезни. Ведь умирают не от болезни, не от усталости, умирают от скуки. В аду не никаких крюков и сковородок, там просто царит скука. Смерть это скука. Достоевский же показал болезнь в развитии, «историю болезни». С какой-то дионисийской оргиастичностью он рисует нам картину распада, омертвения человеческой души через последовательные ступени разрывов. «Страсть к разрывам» разыгрывается им во всех почти произведениях. Это лестница деградации, лестница, ведущая вниз, от более или менее нормального состояния ко все более демоническому. Он  говорил в «Дневниках писателя», что самая важная его идея высказана им в ранней повести «Двойник» (раздвоение: герой встречает своего двойника, пугающего и ему враждебного). Последняя его повесть «Сон смешного человека». Суть этого произведения не в сюжете, а в состоянии героя, в готовности к самоубийству. Герою стало «всё всё равно». Это в миниатюре состояние  приведения универсального существования к неразличимому однообразию, к небытию, когда «небеса свернулись, как свиток». Подняться вверх по лестнице, ведущей вниз, по существу, будет сопротивлением этому деградационному процессу низведения к состоянию «всё всё равно» или к состоянию метафизической скуки. История России воспроизводит, к сожалению, этот процесс через множественность последовательных разрывов (обычно первым таким разрывом считается двоеверие, то есть насаждение сверху, наслоение христианства на древнюю исконную традицию, и дальше - больше) к современному ее состоянию. Практически, страна находится в бесчувственном состоянии, она дошла до нижней точки; подобно тому, как вращение колеса замирает в выбоине на дороге, так население уже не реагирует на самые чудовищные злодеяния. Они стали повседневными. В этом участвуют все социальные институты, начиная от медицины и заканчивая образованием. Программа сокращения населения проводится весьма осознанно, поощряется все, что оставляет в сознании и в Душе «печать зла». На информационном уровне  идет целенаправленное «заражение» агрессией и «переворачиванием» любых естественных отношений и проявлений человека. Главная задача врагов нашей страны - сократить население  минимум в три раза (это уже ни для кого не тайна, эта программа объявлена во всеуслышание), а остаток привести в состояние «всё всё равно», мертвой скуки[2]. Скука обязательно дополняется развлечениями. Человека, живущего наполненной смыслом жизнью, развлекать не надо. Развлекают только тех, кто утратил смысл, кто не в состоянии активизировать высшие миры своего существа, открыться к Божественной Вселенной. Развлечения, особенно массовые, есть самое наглядное свидетельство полной деградации человека и, соответственно, сообщества людей. Можно сказать, что и образование сейчас, поскольку оно имеет в виду преимущественно эрудицию, «накопление знаний» (что формализовано в экзаменах, особенно в ЕГ), сильно напоминает развлечение.

А разве в древности не было развлечений, когда люди жили еще  относительно здоровой жизнью? Разве театр в Греции не был развлечением? Никогда! Театр  был мистерией. Роль театра была не только в интеграции всего сообщества, соединении сограждан в «едином духе». Он был, в том числе, и местом оздоровления души, ее преображения. А олимпийские игры и прочие игры? Все они были школой познания. Все это имело глубокий смысл, о котором мы сейчас вряд ли имеем представление. Все происходило из мистерий, и сама жизнь была мистерией. Развлечение возникает тогда, когда нет «священного», когда жизнь есть просто работа и отдых, и четко отделены рабочее и свободное время. Это произошло совсем недавно. Рабочее время – состояние рабства, свободное – казалось бы должно быть состоянием свободы. Но!  Свободен только само-стоятельный человек, самодостаточный, то есть целостный. Мир развлечений, таким образом, имеет своей подоплекой скуку, это не его противоположность, а основа и среда. За развлечением прячется глубокое уныние. Но что ж, не радоваться и не веселиться? Напротив, счастье, радость и веселие суть признаки не разорванности, а целостности, физического и духовного здоровья. Ведь если его нет, то нет настоящего счастья и радости, приходиться обходиться весельем отчаяния. В любом случае, это все же лучше, чем дурная бесконечность уныния.

 Возрождения – и утверждать это стало общим местом, - в России не было. А просвещение без возрождения навсегда останется химерой, образованием себя по чужому лекалу. Но не ясно, что же должно быть возрождено. На какую бы эпоху в прошлом нам не указывали, ни одну из них не стоит возрождать. Решили возродить православие, везде поставили муляжи церквей, нарядили в рясы бывших комсомольцев, - вот и все возрождение. В таком же духе создаются декорации и других социальных и культурных установлений. Но ведь возрождать надо не какое-нибудь нравящееся тем или иным людям прошлое, возрождать надо распадающегося человека. И сначала найти причины этого распада, для чего надо понять, что есть человек.  Задача неразрешимая для разума и рассудка. Она вообще становится понятной лишь в свете преображения и посвящения. А что же представляет собой преображение и посвящение? Это нечто противоположное и даже несовместимое с тем, что являет собою современное образование. Это воскрешение в человеке самостоятельной и самодостаточной его собственной духовной природы.

Слово «духовный» настолько истерто неосмысленным употреблением, что как-то неловко его упоминать. Однако другого, заменяющего его слова все же нет. Определить его это все равно, что удержать в ладонях реку. Но понять это можно. Потому что мы все причастны Духу в равной мере, подобно тому, как точки окружности в равной степени причастны ее центру. То, что мы называем «духовным», есть присутствие в мире и в человеке Бога, хотя это и будет определением одного неизвестного через другое неизвестное. Это «интимная связь человека со всем сущим, со всем миром», которая реализуется не на уровне сознания, а на уровне «органики», а сама эта органика не сеть только физический состав тела (толкование  В.И Самохваловой). Соотнося с Единой Духовной Традицией, можно сказать, что такая связь реализуется на уровне «внутреннего покое», «внутреннего Дворца» (Каббала, аналогичные «локализации» присутствуют в любой традиции), который располагается не где-то в глубине тела и даже не на уровне тонкого плана. Это поистине духовный центр интегрального существа, проявляющего себя в физическом мире в форме человека, которое в разных традициях носит имена «совершенного человека», «изначального человека». Восстановление, оживление в себе, т.е. в каждом конкретном индивиде, этого «совершенного человека» есть цель преображения и посвящения. Такова цель духовной жизни, которую образование в том виде, в каком оно существует в настоящее время, просто не в состоянии себе ставить. А у религии, претендующей на монополию в этой самой духовной жизни, просто нет никаких реальных ресурсов ни для подлинного осознания этой цели, ни тем более нет средств ее достижения.

В России, где ситуация требует неотложного восстановления духовного здоровья (религия, как и все другие институты современной культуры – это не то «лекарство», которое хоть сколько-нибудь может в этом помочь!), начинать оздоровление, видимо, следует не с накопления сведений относительно религии (или многих религий), а с создания «интеллектуальной элиты»,   целью которой как раз и должно быть воскрешение в каждом «совершенного человека». Но «совершенство» это нерелевантно ни нравственности, ни религиозности, ни какой угодно нормативной системе вообще.